— Хороший признак, — сказал папаша Стаке, потирая руки. — Если бы здесь были турки, птицы не спали бы на песке.
— Выходите на берег, — сказал Никола, тоже причалив к берегу.
Вооружившись аркебузами, герцогиня, Перпиньяно, Эль-Кадур и остальные сошли на пляж.
Никола их опередил и успел забраться на скалу, откуда внимательно изучал открывшуюся перед ним холмистую равнину, поросшую мощными деревьями.
Нигде, ни внизу, ни на скалистых холмах, что поднимались с другой стороны бухты, не было видно ни одного огонька. Только где-то вдалеке лаяла собака.
— С этой стороны бухту никто не охраняет, — сказал Никола, снова спустившись на пляж.
— Когда мы сможем добраться до замка? — спросила герцогиня.
— Через пару часов, — ответил Никола.
— Может, подождем до рассвета?
— Это ничего не даст, синьора. Я знаю дорогу, тысячу раз по ней ходил, таская на плечах центнеры маиса, и даже бегал под ударами плети тюремщика. Тяжелая тогда была жизнь.
— Значит, пошли?
— Да, синьора, если вы не устали.
— Вперед, и помалкивайте.
Отряд пересек песчаные дюны и спустился на равнину. Грек, который, казалось, видел в темноте, как кошка, шел впереди.
— Вот ведь чертяка! — пробормотал папаша Стаке, толкнув локтем Симоне, который шел рядом. — Эти греки и вправду молодцы, когда собираются насолить туркам. А я-то думал, они сделаны из хлебного мякиша!
— Да, народ что надо, — отозвался молодой моряк, не отличавшийся многословием.
Герцогиня и Перпиньяно вполголоса обсуждали план действий, стараясь все предусмотреть и согласовать, чтобы не допустить ни малейшей оплошности. Ведь за любой промах придется заплатить жизнью, а казнь у турок ужасна…
— Для всех я теперь Хамид, сын правителя Медины, поскольку я хорошо знаю арабский, — заключила герцогиня. — Я ближайший друг Мулея-эль-Каделя. Бен-Таэль, слуга великодушного юноши, подтвердит, что я действительно мусульманин и доблестный воин.
— А вы не скомпрометируете Дамасского Льва? — спросил Никола.
— Он сказал, я могу в любой ситуации воспользоваться его именем, и я им воспользуюсь, — отвечала герцогиня. — С племянницей Али-паши я буду говорить одна.