— Это невозможно, синьора, — отвечал критянин. — Там по обе стороны обрывы и…

Он вдруг замолчал и прислушался.

— Что там такое, Домоко? — спросил Дамасский Лев, тоже заметив, что кони быстро теряют силы на подъеме.

— Мне показалось, я слышу звук трубы.

— Ты не ослышался?

— Нет, синьор.

— Труба турецкая или венецианская? Они звучат слишком по-разному, чтобы их спутать. Может, это Никола с моряками?

— Послушайте сами, синьор.

Хотя измученные кони, задыхаясь, хрипели на подъеме и звонко цокали копытами по камням, беглецы все же услышали резкий звук трубы, шедший, казалось, откуда-то сверху. И тут же все разом громко вскрикнули:

— Это венецианцы!.. Вперед!.. Вперед!.. Не жалейте коней!..

Турки, должно быть, тоже услышали трубу, отличавшуюся по звуку от их хрипловатых военных труб, и начали замедлять движение.

— Мулей, — спросила герцогиня, — неужели нам так повезло? Мой арабский полукровка совсем сдал после долгих голодовок и вот-вот падет.

— Я отдам тебе коня, Элеонора.

— О!.. Ни за что!

— Я тебя силой сниму с седла.

— Он пока держится.

Воздух разорвал третий сигнал трубы, еще более резкий и близкий, и все увидели, как на вершине холма показались венецианские моряки. Всадник среди них был только один: Никола. Сверху раздалась его точная, сухая команда:

— Огонь!

Пятьдесят аркебуз дали оглушительный залп, раскатившийся по обрывам и ущельям, и на испуганных турок посыпался свинцовый град. Больше десяти всадников вместе с конями полетели вверх ногами. Остальные, увидев, что на крутом подъеме, на измученных лошадях они не смогут атаковать такие силы, развернулись, яростно пришпорили коней и унеслись прочь, быстро скрывшись за виноградными шпалерами. Венецианцы остановились, чтобы перезарядить аркебузы, готовясь дать еще залп, а грек быстро спрыгнул со своего белого скакуна и приветственно замахал руками.

— Ты спас нам жизнь, — сказала герцогиня, подъехав к нему.