См., впрочем: Klemme, Die Schule Immanuel Kants, p. 35–36. Хан, который тогда был ректором, делал записи только в том случае, если студент хотел изучать фармацевтику или медицину. Из этого мы знаем, что Кант не заявлял о намерении изучать эти предметы.
211
По-видимому, каждый студент должен был выбрать один из трех высших факультетов – богословский, юридический или медицинский. Существуют разногласия по поводу того, принадлежал ли Кант сначала к школе богословия. Боровский утверждал, что Кант сперва намеревался изучать богословие. Кант сам вычеркнул это утверждение, когда пересматривал черновик своей биографии, написанный Боровским. Характерно, что Боровский оставил его в тексте. Нет никаких указаний на то, что Кант во время учебы в университете всерьез рассматривал теологическую карьеру. См. также: Malter, “Immanuel Kant (1724–1804). Ein biographischer Abriß,” p. 109–124. На самом деле, ни в одном из документов университета Кант никогда не значится ни в одной из трех высших школ (богословия, права и медицины). См.: Hagen, Altpreussische Monatsschrift 48, p. 533–534. Все это, пожалуй, ложный след. До 1771 года студенты не всегда обязаны были заявлять, что они намерены изучать (хотя начиная с 1730-х годов их иногда спрашивали). Но это не имеет значения; поскольку философия была подготовительным курсом, который должен был пройти каждый, прежде чем перейти на высшие факультеты, ее редко отдельно отмечали как предмет изучения. Даже если бы Кант заявил теологию, ему все равно пришлось бы ходить на занятия по философии. См.: Erler, Die Matrikel, p. xc-xci.
212
Reicke, Kantiana, p. 48–51; Malter, Kant in Rede und Gespräch, p. 18.
213
Он поступил в университет 5 февраля 1746 года.
214
Краткий рассказ о студенческой жизни в немецких университетах в XVIII веке см. в: Henri Brunschwig, Enlightenment and Romanticism in Eighteenth-Century Prussia, tr. Frank Jellinek (Chicago: University of Chicago Press, 1975), P. 77_81. Позднее в том же столетии власти сочли необходимым обуздать «потасовки, разврат, неряшливую одежду, купание в местах, не разрешенных полицией, незаконное проникновение, вторжения на частные собрания, особенно на свадьбы, организованные дебоши на экзаменах, ношение оружия, превышение скорости на лошадях или в экипажах, излишества в ружейной стрельбе, табаке, фейерверках, развлечениях и обедах, требуемых от приезжих, азартных играх и т. д.» (p. 80).
215
Reicke, Kantiana, p.49; Malter, Kant in Rede und Gespräch, p.19. В своих лекциях он высоко отзывался о Монтене. См.: Ak 25.1 (Anthropologie Collins), p. 87: «Можно брать отрывки из иностранных книг, но они должны быть короткими. Таких отрывков не так много. У Монтеня мы находим множество наивных мыслей; он писал очень неторопливо, потому что, как сеньор, он не перенапрягался, и никто не должен его за это винить. Он писал в свое удовольствие (um sich wohl zu befinden)». Эразма, напротив, он упоминал в лекциях не часто.
216
В 1740 году Шульца обвинили в том, что он отбирал у бедных игральные карты. См.: Hinrichs, Preußentum und Pietismus, p. 293.
217
Ak 30 (Mrongovius), p.98. Кант знал и то, что игра может обернуться страстью, искореняющей все иные наклонности. Главный интерес для него заключался в постоянном чередовании удовольствия от победы и боли от поражения.
218
См.: Charles E. McClelland, State, Society, and University in Germany, 1700–1914 (Cambridge: Cambridge University Press, 1980), p. 27–28.
219
Vorländer, Immanuel Kant, I, p. 49. Форлендер утверждал, что в 1744 году в университете числился 591 теолог, 428 студентов-юристов и 13 студентов-медиков. Его источником, по-видимому, является либо Писански, либо документ, на котором Писански основывает свое утверждение, поскольку их цифры идентичны. См.: Georg Christoph Pisanski, Entwurf einer preussischen Literärge-schichte in vier Bücher, ed. Rudolf Philippi (Königsberg, 1886), p.472n; Штукенберг (Stuckenberg, Kant, p. 453) оспаривает это, утверждая, что в эти цифры входят студенты и летнего, и зимнего семестров, а потому многие посчитаны дважды. Я не уверен, что он прав. Во всяком случае, Эрлер в Die Matrikel в предисловии ясно дает понять, как трудно сосчитать тех, кого мы сегодня назвали бы «студентами». Многие из тех, кто был в списках, не посещали лекций или семинаров, но были связаны с университетом по своему роду занятий; а многих и вовсе не было в Кёнигсберге. Когда Форлендер насчитывает 1032 студента в 1744 году, он, вероятно, имеет в виду всех граждан университета.
