– Ты почувствовал? – удивленно спросила адептка.

– Конечно, – усмехнулся он. – Это было… эм… странно.

Он невольно положил правую руку на противоположное плечо под плащом. Потер его.

– Я хотела проверить, исчезла ли твоя метка. – Гвин старалась говорить невозмутимо. Несмотря на то, как предательски пылали щеки.

– Не до конца, – признался Иврос. – Но уже побледнела.

– Думаю, еще пару недель, и больше никаких ограничений не будет, – заключила она. И, чтобы поскорее скрасить неловкость, спросила: – Мы едем в сторону Колосьев?

– Нет, – коротко ответил колдун. – Скоро увидишь.

«Скоро» наступило примерно через четверть часа, когда Иврос неожиданно повернул лошадь вправо, на узкую дорогу меж деревьями. Она петляла в кустах и скрывалась в темноте.

– Наивно было рассчитывать, что мы поедем по нормальному тракту, – проворчала Гвин, направляя Пуговку следом.

Лошадь заартачилась. Замотала головой.

– Не бойся. – Ив обернулся через плечо. Но обращался он не к Гвин, а к ее животному. – Ноги ты не переломаешь. Мы с Вереском все время здесь ходим.

Гвин демонстративно закатила глаза. Судя по всему, привычка общаться со зверями в обличье медведя никуда не исчезала, даже когда он принимал человеческий облик. Оставалось питать надежду, что Иврос не делает так на людях.

Пуговка нехотя послушалась. Осторожно ступая по узкой дорожке, она последовала в сумрак ночного леса.

Поскрипывая, ветки начали покорно расступаться перед ними и смыкаться позади. Кусты мягко пропускали путников. Деревья поднимали ветви повыше и отводили их в стороны, чтобы не задеть, из-за этого снег опадал тут и там. Гвин подумалось, что ей не хочется получить холодную порцию за шиворот, поэтому она снова поправила сползший капюшон и зубами стянула одну из перчаток. Ладонь была достаточно теплой, чтобы сотворить задуманное.

Женщина убрала перчатку за пазуху и вытянула голую руку вперед. Задышала глубоко. Забормотала слова заклятия. Громко. Отчетливо. Назло Ивросу, который вытащил ее посреди ночи из теплой постели и вел через промозглую чащу к дому умирающего отца с прескверным характером.

Колдун обернулся на звуки ее голоса. Он увидел, как мягко светятся белым глаза адептки. Как облачками вырывается дыхание вместе с неразборчивыми словами. И как на вытянутой руке начинает мягко пульсировать серебристое тепло. Оно стекается к согнутым пальцам по коже. Набирает силу. Образовывает яркий шарик размером с яблоко. Свет становится все ярче и ярче. Он выхватывает из мрака ее румяное от холода лицо. Точеные черты озаряет серебро. И яркий сполох срывается с тонких пальцев. Взмывает вверх и зависает между лошадьми в паре метров над землей. Пульсирующее жужжание исходит от него. Свет разгоняет мрак, отчего живое движение ветвей и кустов вокруг не кажется больше зловещим. Свет плывет меж бредущими лошадьми, освещая путь.

Гвин моргнула. Потерла лицо. Спешно натянула перчатку на закоченевшие пальцы. Сомкнула их в кулак и принялась дуть в него, чтобы поскорее отогреть. Пришлось отдать заклятию много тепла. Из-за этого рука замерзла до жжения. Будто ее подержали в ледяной проруби.

Женщина подняла глаза и встретилась взглядом с колдуном, который все еще смотрел на нее, обернувшись.

Иврос улыбался уголком губ. Он наблюдал так пристально, что адептке стало неуютно.

– Что? – Она приподняла бровь.