Ее возвращения ждали. Навина позаботилась о ней. Огонь в камине жарко пылал, на столике стояло блюдо с сыром и печеньем, а рядом – стакан ягодного сока. Но главный сюрприз ожидал на кровати. Гвин подошла ближе, на ходу отбрасывая дорожную сумку и расстегивая надоевший плащ.
На аккуратно убранной постели лежало нарядное платье. Серебристо-серая ткань мерцала в свете очага. На парчовой поверхности угадывался узор из дубовых листьев. Соблазнительное декольте с глубоким вырезом украшали нити жемчуга, такие же нити обрамляли пояс, а по подолу и на широких расклешенных рукавах были пришиты отдельные белоснежные жемчужинки. Подле платья стояли туфельки из такой же парчи с жемчужной отделкой на мысках и высоких каблучках.
Гвин скрипнула зубами. Увы, сегодня она не Мейхарт. Сегодня она – адептка Идариса, в потребности которой не входят ни веселье, ни этот мышиный цвет, ни кукольный наряд послушной жены.
Женщина быстро разделась. Она воспользовалась чуть теплой водой из умывальника, чтобы наспех привести себя в порядок. Забрала волосы в высокую прическу из косичек и прядей. И только потом занялась нарядом.
Она распахнула шкаф. Цепкий взгляд тотчас отыскал нужный предмет – платье из черного бархата. С высоким воротом под горло и обтягивающими рукавами. Плотное. Струящееся по телу. Как беззвездная ночь. Оно облегало высокую грудь и подчеркивало тонкую талию. А оттенок прекрасно гармонировал как с алыми волосами, так и со светлой кожей Гвин. Она с наслаждением надела его и покрутилась у зеркала, наблюдая за тем, как раскрывается и повторяет движения широкая юбка. Абсолютно траурная вещь. Идеальная. Но в таком заявиться на праздник Йоля нельзя. Впрочем, она это предвидела заранее.
Гвин закусила губу и полезла в трюмо. Там в одном из ящиков среди пуговиц, ниток, иголок, ножниц и мешочков с бусинами нашлось необходимое. Все это услужливо сложила туда Навина, которая лелеяла надежду, что госпожа однажды займется рукоделием. Гвин считала эту мысль смешной, а рукоделие – занятием бессмысленным. До сего момента.
В искомой коробочке хранился мелкий бисер из золотого стекла. Приличная пригоршня. Должно хватить.
Адептка вытянула руку и перевернула коробочку. Блестящие бусинки посыпались на ковер. А Гвин сосредоточилась, забормотала слова заклятия. Ее очи побелели, а разум очистился. В сознании расцвели узоры, причудливые и подвижные.
Она потянулась к нитям воздуха вокруг. Выбрала самые тугие из них. Потянула. Сплела, затягивая узелки поплотнее. Запустила реакцию. Присела, точно в реверансе. Так, чтобы подол платья краем лежал на ковре.
Россыпь бисера на полу ожила. Бусинки покатились. Они устремились к платью, жадно облепляя подол и поднимаясь выше. Бисер складывался в нужные узоры и замирал на черном бархате, будто врастая в его ворсинки. Больше – по краю подола и на рукавах. Меньше – на поясе и груди. Ворот, спина и плечи оставались черными. Все остальное пространство покрыла вязь из растительных узоров и золотых пауков. Самый большой из них оказался на левой груди. Точно над сердцем. Он будто бы обхватил соблазнительную часть женской фигуры своими длинными лапками, скрывая ее от посторонних глаз. Копия паука с герба Хагмор.
Еще одно усилие, и несколько бусинок поспешили выше по коже, чтобы составить некое подобие сережек – тонкую паутинку, свисавшую с мочки правого уха, и плотную дорожку, что обнимала по краю всю раковину правого. Гвин скучала по золоту. В ее жизни золота было не так много. Но все же оно было. И все немногочисленные сокровища, подаренные в основном родителями, уничтожило взрывом Академии. Нелюбовь Мейхартов к столь благородному металлу поначалу озадачивала, но теперь все потихоньку вставало на свои места.
Когда чары были закончены, Гвин покрутилась у зеркала, проверяя, насколько прочно держатся бусины. Слегка отяжелевшая юбка все так же повторяла ее движения, а подвижная часть сережки покачивалась. Пока у нее хватает сил, она может танцевать в этом наряде всю ночь напролет, и ни одна бусинка не отвалится.
– Я же чертова рукодельница. – Адептка подмигнула отражению и усмехнулась.
Последним штрихом стали туфли – такие же черные, как и платье. На аккуратных каблучках с жесткими набойками. Они обещали выразительно стучать при каждом шаге, дополняя образ.
Обувшись, она повернулась к выходу. И придала лицу надменно-величественное выражение. Ее губы налились красным цветом спелых ягод, а в густых ресницах дымкой замерли черные тени, добавляя взгляду глубины.
– Да начнется Йоль, – прошептала она и распахнула дверь в коридор.
Пряный запах хвои наполнял зал наравне с ароматами угощений. Еловые венки с красными свечами были повсюду. Они прекрасно гармонировали с большим йольским деревом, которое установили подле королевского трона. На роль главного украшения праздника выбрали разлапистую пушистую ель с большими шишками. Ее щедро и богато нарядили: прозрачными шарами из дутого стекла разных цветов, серебряными лентами и настоящими яблоками.
Вокруг дерева играли дети. Там же нашлась и принцесса Девана со своими подругами, они что-то оживленно обсуждали и весело смеялись. Только вот что именно, разобрать было сложно из-за общего шума и звуков музыки.
Музыканты, занявшие один из альковов, играли веселые праздничные мелодии. Оттого зал был полон танцующих людей. А те, кто не плясал и не водил хороводов, восседали за столами, предаваясь чревоугодию и пьянству.
Ритуальный стол ломился от угощений. В центре, как водится, была свинина: огромная туша, запеченная целиком до нежной корочки. Величественная свинья возлежала на длинном серебряном подносе в окружении корнеплодов и моченых яблок. С ключевым блюдом праздника соседствовали свежие хлеба разных форм и видов, среди них даже встречались пышные булки с сухофруктами и орехами, не говоря уже о щедрых ломтях с семечками подсолнечника или пампушках с мягкой сырной стружкой внутри. Среди прочих угощений в изобилии встречались бобы, горох, потроха со сметаной, грибы и даже икра. А также более привычные продукты вроде картофеля с пряностями или кровяной колбасы. Но самым привлекательным угощением для младшего поколения стало, конечно же, сладкое печенье в форме свинок. С ним носилась по залу вся малышня.