Что побудило вас заняться графическим дизайном? Я не думала об этом, пока не пришла пора выбирать профессию. Родители хотели, чтобы я стала врачом или юристом, но меня интересовали изящные искусства и театральные костюмы. Я побывала во многих школах и на многих курсах, пытаясь найти решение. Но на выставке выпускников Синт-Лукаса в Брюсселе в глубине зала я случайно наткнулась на работы факультета графического дизайна. Там были представлены винные этикетки, конверты от пластинок и меню, я еще удивилась: неужели чтобы делать все это, нужно получить высшее образование? Мне встретился друг отца Джеф Виннепеннинкс, как оказалось, преподаватель Синт-Лукаса. Он отговорил меня поступать туда, пояснив, что я слишком робкая.

Через пару недель я все равно пришла на экзамены, не будучи уверенной в том, что делаю, но и терять мне было нечего. Меня приняли в тот же день и сразу же зачислили. Я даже не успела поставить в известность родителей. Графический дизайн казался удачным компромиссом между изящными искусствами и университетом.

Я училась в строгой католической школе и ужасно страдала, а в неформальной атмосфере Синт-Лукаса сразу почувствовала себя своей. Привел меня в восторг и большой шумный город, окружающий кампус. Сомнения семьи и Джефа стали катализатором для проверки сил. Сейчас, приезжая домой, я часами просиживаю над коллекциями коробок из-под сигар, этикеток и соломенных шляп, собранных моими родителями, и понимаю, откуда взялась моя любовь к дизайну, пусть даже в момент выбора профессии это было не осознано. Девчонкой я подолгу сидела в домике на дереве, вылепливая брошки из пластилина или марципановые колбаски для своей многочисленной семьи. Думаю, поэтому графический дизайн так подходит мне: я люблю делать вещи для других.

Вы учились в родной Бельгии, а затем в Испании и Голландии. Как так получилось, что работаете вы в Лондоне? В последний год учебы в Синт-Лукасе я участвовала в программе студенческого обмена и оказалась в Гранаде. Несмотря на то что это были не самые продуктивные три месяца, смена обстановки позволила мне иначе взглянуть на свой уровень. Я поняла, что недостаточно знаю о типографике и истории дизайна и поступила в аспирантуру Академии Яна ван Эйка в Маастрихте, Голландия. В то время в Академии много времени отводилось на теорию графического дизайна, там выступали известные лекторы и были сильные преподаватели.

В декабре 2001 года, в последние месяцы моего пребывания в Академии, я задумалась о будущем и обсудила планы со своим близким другом Стюартом Бейли, который вместе с Питером Билаком только начал издавать журнал Dot Dot Dot. В одном из первых номеров была статья о Foundation 33. Стюарт настоял, чтобы я связалась с ними, поскольку некоторые мои работы соответствовали их стилю и он знал, что им нужен дизайнер. Я отправила несколько иллюстраций, которые Дэниел Иток оценил положительно. Мы немного попереписывались с ним и с Сэмом Солхогом, и после собеседования в Лондоне меня приняли.

Я приехала в Лондон в феврале 2002 года с намерением поработать год, а затем вернуться в Бельгию, чтобы найти «нормальную» работу. Я очень многому научилась у Дэна, Сэма и Ханны Вернинг, мне нравилось работать с ними, но все чаще чувствовала, что мне нужна независимость и что я сама хочу общаться с клиентами. По счастливой случайности как раз тогда мы встретились с Джеймсом Гоггином, он искал, с кем бы основать студию. И я уволилась из Foundation 33 и начала работать на себя.

Как вы думаете, нужно ли дизайнеру переезжать в крупный город, чтобы добиться успеха? Зависит от того, что понимать под словом «успех». Для меня самое главное – это возможность заниматься тем, что ты любишь. Чувствовать, что растешь в профессиональном плане, задавать вопросы, экспериментировать вместе с клиентами и коллегами, разделяющими твои интересы. Это делает работу более организованной, позволяет понять, к чему ты хочешь прийти. Думаю, такая поддержка возможна практически везде.

Многие дизайнеры, которыми я восхищаюсь, живут в Стокгольме, Лозанне, Берлине, Лос-Анджелесе, Брюсселе, Генте, Мадриде, Амстердаме, Сеуле, Уиттершеме, Цюрихе. Работая в крупных городах типа Лондона, вы рискуете вообразить, будто вы в центре мира, и утратить ощущение новизны, того, что вам еще многое предстоит узнать.

Любопытно, что вы сотрудничали с Foundation 33, а затем с Джеймсом Гоггином. Стилистически и концептуально ваши работы отсылают к небольшой группе английских дизайнеров, которые избрали нарочито неброскую и строгую манеру, избегая визуальных эффектов и каламбуров. Вы сознательно стали частью этой группы или это просто совпадение времени и места? Мне об этом уже говорили, но я не осознаю себя частью группы, тем более английской. Многие из моих друзей тоже графические дизайнеры, но не скажу, что наши работы похожи. Я ровно в той же мере связана с дизайнерами из других эпох и стран.

В школах дизайна много студенток, но они редко оказываются на влиятельных должностях в сфере дизайна. В Великобритании среди заказчиков много женщин. Можно было бы предположить, что это приведет к увеличению числа женщин-дизайнеров, но это не так. В США иная ситуация: в профессии много высококвалифицированных влиятельных женщин. Вы владелица собственной студии, вы нетипичный пример. Рассматривали ли вы когда-нибудь принадлежность к женскому полу как препятствие в карьере? Ваш вопрос женщине-дизайнеру о тендере, а не о работе, подкрепляет стереотип о нас как об аутсайдерах, а о мужчинах как о нейтральной, объективной норме.

Проект File Notes (L & R). Заказчик Камденский арт-центр. Дизайнер Студия Сары де Бондт совместно с Джеймсом Гоггином. Год. С 2004-го по настоящее время

Проект Деревянная скамья из вторсырья, реплика стула Autoprogettazione Энцо Мари, экспонат выставки Radical Nature в галерее Barbican. Заказчик Художественная галерея Barbican. Дизайнер Студия Сары де Бондт. Год 2009

Как и в большинстве других отраслей, в графическом дизайне дисбаланс мужчин и женщин, несомненно, уменьшился. Вспомните о Беатрисе Уорд, которой пришлось взять себе мужской псевдоним, чтобы подписывать статьи, «отчасти потому, что один Уорд уже был, отчасти потому, что никто в то время не верил, что женщина может хоть что-то знать о полиграфии, типографике и прочем».[75] Или о Чарльзе Эймсе, который открыл цикл Нортоновских лекций в Гарварде словами: «Рэй, моя жена, а не мой брат…»[76]

Предстоит разрушить еще много стереотипов. В Академии Яна ван Эйка один преподаватель как-то назвал мои работы «слишком девчачьими», этот комментарий меня задел. Как-то в журнале Grafik появилась статья о моей студии, и один дизайнер отреагировал на это словами: «Ах да, я слышал, что они искали женщину», а когда я пересказала эту историю другому коллеге, он велел мне «больше об этом не упоминать». Я часто оказываюсь единственной женщиной на дизайнерских конференциях и в составе жюри[77].

Неравному соотношению (известных) графических дизайнеров мужского и женского пола даются различные объяснения: технология (женщинам было тяжело переносить свинцовые наборные кассы); общество (за последние несколько лет в Великобритании тендерные различия в заработной плате только возросли)[78]; природа профессии (срочная работа, решение проблем за доли секунды… все это вредит семейной жизни); женский характер (более робкие, менее склонные к конкуренции, предпочитают работу в команде).

Мне кажется, причина такого положения вещей в предубеждениях как отдельно взятых личностей, так и правительства. Моя близкая подруга, архитектор, которая живет в Лондоне, недавно родила, и оказалось, что материально ей выгоднее оставаться дома, чем возвращаться на работу. Если государство поощряет сидение женщин дома, а мужчины с подобным давлением не сталкиваются, почему мы удивляемся тендерному дисбалансу на рынке труда?

Как преподавательская деятельность отразилась на вашей работе? Я познакомилась со своим помощником Крисом Свенссоном, когда преподавала в Центральном колледже искусства и дизайна имени Св. Мартина, так что преподавание серьезно повлияло на мою жизнь.