– Повинуйся.

Почему именно это и почему я говорил на родном языке и зачем вообще говорил – не знаю. Это же монстр, а не ручная собачка.

Но именно ручной собачкой оно и стало. Милой белой болонкой, как у одной из моих первых хозяек. Оно выпрыгнуло из пропасти и плюхнулось мне прямо в руки, тут же умильно завиляв хвостом. Еще и облизать попыталось.

Нил покачнулся, и я испугался, что не поймаю его – руки были заняты мохнатым монстром. Но тут коридор ярко осветился, и пропасть под ногами исчезла, сменившись обычным паркетом.

Гавкнув, болонка спрыгнула с моих рук и деловито принялась нарезать круги, периодически указывая носом на закрытую дверь в конце коридора.

– Это… был не секу, – выдохнул Нил, опускаясь на колени и тряся головой. – Я… ошибся.

Дверь распахнулась. На пороге возник благодушного вида старик – этакий сказочный волшебник с бородой до пола и в мантии, расшитой, правда, не звездами, а серебристыми линиями, которые складывались в схемы.

– Нет, хумара, это был обычный дух-фамильяр, – сказал он. – Духа по неопытности легко принять за демона, особенно если я отдал ему приказ изображать секу. Что вы стоите? Проходите, ученики, я и так вас заждался.

Наставник Байен обожал образ ворчливого колдуна. Как я позже узнал, он тоже был из Средних миров и любил две вещи: власть над демонами – здесь его кровожадность не знала границ – и актерское мастерство. Первое он объяснял необходимостью, так как демоны – жестокие существа, а о втором предпочитал не распространяться, но все знали: он родился в семье странствующих актеров, которые считали магией театр. Как он оказался в Нуклии – совсем другая, хоть и весьма любопытная история. Конечно, он не рассказал ее нам на первом занятии.

О нет, тогда он только ворчал:

– Посылают ко мне одну бестолковую молодежь! Что, наша королева не может найти никого получше? Чего встали? Заходите, не бойтесь, испытание закончено. А, точно, это я пентаграмму стереть забыл. Что ты там бормочешь, мальчишка? Чья кровь? Да чья-то, не буду же я спрашивать у случайной жертвы ее имя – вот еще! Ты брезгливый? Переступи – не запачкаешься.

У него в кабинете было грязно. Хотя просто «грязно» – слишком легкое слово для безобразного бардака. Шериада, прежде чем звать меня на «ведьмину кухню», часа два ее драила, даже полы лично мыла. Наставник Байен перед знакомством с первыми, кажется, за десять лет учениками даже не почесался. Весь его пол сиял от магических схем, приходилось буквально перепрыгивать через мерцающие линии, а они вспыхивали, дышали жаром, взрывались снопами искр и гудели, как паровой двигатель.

И, конечно, кровь. Части тел – не всегда человечьих – обнаруживались в самых неожиданных местах. Кисть женской руки Нил вытащил из кресла, когда сел. Я чуть не споткнулся о чью-то лапу (когти на ней были ого-го!). И все это, естественно, в крови.

Я очень быстро научился надевать на занятия самую непрезентабельную одежду. Потому что кровавыми пятнами она покрывалась тут же, стоило только зайти в кабинет наставника.

Сам он как-то умудрялся оставаться опрятным. Бороду заплетал в косу и перевязывал синими лентами. Мантию, наверное, зачаровывал: грязь к ней упрямо не липла. Я как-то видел, как с его рукавов просто стекает едкое зелье, хотя оно должно было без труда прожечь любую ткань.

И, конечно, дух-фамильяр. С лаем добежав до наставника, он превратился в громадного черного кота и с достоинством прошел в кабинет вперед нас. А потом устроился на подлокотнике моего кресла и затарахтел. Это было какое-то… очень громкое, прямо оглушительное кошачье мурлыканье. Громоподобное!

– Гладь теперь, – бросил наставник. Его кресло напоминало трон из костей. Я же говорю, Байен обожал театральный пафос. – Приручил? Значит, гладь.

Я осторожно опустил руку на кошачью спину. Фамильяр затарахтел еще громче.

– Итак… – На коленях наставника появилась стопка бумаг. В верхних листах я узнал свои документы для деканата. – Значит, двое. Один хумара. Звать как?

– Нил Кавендиш, господин. – Нил попытался встать, но наставник гаркнул на него совсем не по-стариковски: