Мамин голос прощебетал «ну что вы такое говорите, Зинаида Андреевна?».

— Ирена, — совсем уж похоронно сказала Зинаида, — не в обиду вам будет сказано, но я не ожидала от вас такого.

«Чего, чего не ожидали?» — весело прошелестело в трубке. Мама по-прежнему разыгрывала из себя ничего не понимающую дурочку.

— Если вы не понимаете, то и объяснять не стоит, голубушка. Все, попрощаемся на этом. Не портите мне праздник.

Мама продолжала визгливо чирикать что-то, но Зинаида, исполненная печали и чувства собственного достоинства, театрально повесила трубку. Мать немедленно позвонила мне, — всполошилась, — но я и не думал отвечать, слишком был на нее зол. Когда она уходила из дому, гонору и наглости в ней было хоть отбавляй. Стоило же Зинаиде заговорить про квартиру, как мама места себе не находит от беспокойства. Я понимал, что если возьму сейчас трубку, то получится ситуация «битый небитого везет». Плюнула на все, бросила нас с Лерой на растерзание, а теперь хочет, чтобы я еще пролил бальзам на ее раны и успокоил ее, сказал, что Зинаида это не всерьез. Нет уж, пусть помучается.

Мама набрала меня еще несколько раз. Под раздраженное треньканье моего телефона мы доделали последний салат. Чем ближе к приходу гостей, тем одержимее становилась Зинаида. Она не могла усидеть на месте и принялась то и дело ходить к холодильнику, чтобы открыть дверцу и обозреть свои кушанья. Это она проделала раз десять, не меньше. Считала бутерброды, беззвучно шевеля губами, ковыряла зачем-то пальцем майонезную пленку на поверхности салатов. Мы предлагали ей чаю, валерьянки, умоляли посидеть спокойно, но куда там. Ее буквально лихорадило. Схватив телефон, она еще раз обзвонила подружек и доставила себе удовольствие, закатив скандал той, что отказалась прийти, сославшись на нездоровье. Лера бросала на нее испуганные взгляды — не могла понять, что происходит с Зинаидой. Я и сам видел старуху в таком состоянии в первый раз. В напудренной маске зияли уже плеши, помада, размазавшись за контурами рта, придавала ей сходство со зловещим клоуном. Зинаида была страшна. Сейчас мы видели перед собой не шумную интриганку, а совершенно обезумевшую старуху.

— Надо бы еще раз им позвонить, — приговаривала она и снова и снова хваталась за телефон. — Что-то они задерживаются. Нехорошо.

Напрасно мы уверяли ее, что поскольку гости званы на четыре часа, то бесполезно их торопить. Зинаиде хотелось праздника прямо сейчас, и ее бесило то, что он все не начинался. Она металась по кухне, как белый медведь в вольере. Несколько раз Леру попросили переставить что-то на столе, положить вилки по-новому, поменять стаканы. Зачем-то Зинаида вывалила все пирожные в одну корзинку.

Гости пришли в тот момент, когда она в десятый раз перекладывала салфетки на столе.

Услышав звонок, Зинаида выпятила губы и вздернула брови, отчего стала совершенно отталкивающей, — и уселась во главе стола.

Старушки пришли вместе — две тихие, похожие друг на друга мышки с шустренькими носиками-хоботками, обе в косыночках. Они устроили застенчивую возню в прихожей, выбирая тапочки, приглаживая седые волосы, одергивая у зеркала старомодные кофточки. Косметики на них не было и в помине. Вручив имениннице свои довольно жалкие подарки, они сели рядышком за стол, во главе которого высилась наша со страшно-пятнистым лицом и в синем платье Зинаида, которая с приходом гостей стала вдруг величественной и надменной. Бабушки жили обе неподалеку от Зинаиды, и выбрала она их, по-видимому, из удобства, поскольку были они безответны и тихи. С Зинаидой их связывало неосновательное скамеечное возлеподъездное знакомство. Настоящие ее подруги все уже умерли («Или их и вовсе не было, — добавляла тихо мама, — кто б такое вытерпел»).

Мы с Лерой замерли неподалеку с лицами «чего изволите». Праздник начался. Зинаида правила бал, внимательно следя за тем, чтобы никто не чувствовал себя в своей тарелке: каждый раз, когда она видела, что кто-то тянется к селедке под шубой, она приказывала мне подсунуть страждущему какой-нибудь другой салат, который казался ей в данной ситуации более уместным. Все должны есть не то, что они хотят, а то, что им скажут, — в таком духе проходило застолье. Любая попытка гостей заговорить была немедленно подавлена — болтать полагалось только имениннице, что она и делала.

Одну старушку она заподозрила в том, что та не вымыла руки, о чем Зинаида заявила громогласно, и заставила несчастную еще раз посетить ванную. Выпив буквально два глотка шампанского, она стала еще более несносной, принялась ронять куски с вилки прямо на скатерть и называть то и дело Леру Верой. Бабушки тосковали и ели, что дадут, тихо стреляя глазами по сторонам. Одна осмелела настолько, что, наклонившись к Зинаиде, спросила, кто мы с Лерой такие. «Дальние родственники», — неожиданно ловко выкрутилась Зинаида (неглупа, ох неглупа все-таки была), и старушка радостно и приветливо закивала головой, радуясь, что нащупала подходящую тему для разговора. «Внуки или племянники?» — спросила у нас старушка. «Просто — дальние», — ответила Зинаида и услала нас на кухню за горячим.

Бабушки проявили неожиданную твердость, когда отстаивали свое право уйти домой, хоть Зинаида и чинила им препятствия. Я оценил их выносливость — они провели у нас два с лишним часа и все это время даже вымученно улыбались. Зинаида хватала одну за руки и уверяла, что надо задержаться: ее праздничный порыв, верно, еще не перегорел. Но те безапелляционно расшаркались и, заговаривая зубы Зинаиде любезностями — все было вкусно и просто шикарно, — бочком двинулись к двери. Одна выдвинула непререкаемый аргумент: обещала вечером посидеть с внуками.

Зинаида стала вдруг растерянной и стояла какое-то время в прихожей, тупо уставившись на себя в зеркало и шумно выпуская воздух из полуоткрытого рта. Потом дошла до тахты (мы проводили ее настороженными взглядами) и буквально рухнула на нее. Вскоре с тахты послышался плач. Мы не мешали ей — с этими слезами из нее выходила вся не выплеснутая энергия, все напряжение сегодняшнего дня. Мы мыли посуду под причитания Зинаиды. Постепенно из громких они стали еле слышными, монотонными, как будто она баюкала младенца, но все никак не прекращались. Наконец, Лера не выдержала и отправилась к ней со стаканом воды и каплями. Из комнаты донеслось сопение и хлюпанье — Зинаида пила шумно, с трудом сглатывая и продолжая всхлипывать. «Вода ледяная, — сказала она, судорожно втянув в себя воздух. — Уморить меня хотите?»