Вдруг вмешался визгливый голос мадам Дюбуа:
— Мадлен! Беги скорее домой!..
В этот момент хлопнула дверь подъезда. Двое вышли, подозвали третьего, погрозили Шарлю и быстро зашагали к воротам.
Мадлен успела заметить, что один из них прячет под плащом какой-то сверток.
Мадам Дюбуа подбежала к ней, схватила за руку и обернулась к Шарлю, который все еще стоял рядом.
— Не забывайте, Шарль, у вас двое детей! Вам только не хватает неприятностей с полицией!..
— Но он же ударил Мадлен, — ответил Шарль.
— Сама виновата!.. Шантелье в ее защите не нуждается!.. Господи, вот что значит, когда у ребенка нет матери!..
Мадам Дюбуа потащила Мадлен в свою квартиру при магазинчике, которая находилась рядом с квартирой Ива.
Покойный муж мадам Дюбуа — Эрнст Шерер — был немцем, и все это еще сказывалось в обстановке комнат. Повсюду висели фарфоровые таблички с нравоучительными изречениями, написанными замысловатой вязью готических букв: «Садясь за стол, думай о господе боге», «Щедрость должна быть скромной», «Дети, любите своих родителей». Даже на пивных кружках, которые давно не помнили застольных бесед, и на тех было написано что-то очень сентиментальное. Столы и комоды покрывали бесконечные салфеточки. В больничной чистоте квартиры, казалось, не было жизни.
Мадлен не любила этих комнат. Гораздо уютнее ей было в магазинчике, среди мешков и корзинок. Там тоже было прибрано, но не чувствовалось такой утомительной тщательности порядка.
Мадам Дюбуа усадила Мадлен за стол и быстро согрела кофе.
— Тебе надо быть благоразумной, Мадлен! — говорила она, открывая коробку с конфетами. — Зачем ты вмешиваешься в дела взрослых?..
Мадлен хмуро молчала. Ей не хотелось ни кофе, ни конфет. Она еще чувствовала на своем лице прикосновение чужих рук, а голова разламывалась от нерешенных вопросов. Почему над Шантелье нависла беда?!. За что страдает Жак?!. Его ищут полицейские?!.
— Ну как, получила ответ из Одессы? — спросила мадам Дюбуа, чтобы отвлечь Мадлен от того, что произошло, и принялась за вязание; она вечно что-нибудь вязала; к этому тоже приучил ее покойный муж, который был домоседом и любил, чтобы жена сидела подле него.
Мадлен отрицательно покачала головой.
— Вот увидишь, и не ответят! — усмехнулась мадам Дюбуа.
Несколько минут Мадлен молча следила за короткими, пухлыми пальцами мадам Дюбуа, которые удивительно легко и ловко двигали вязальным крючком.
— А месье Шантелье честный человек! — вдруг произнесла она, как бы отвечая своим мыслям.
Мадам Дюбуа вскинула брови и на мгновение перестала вязать. Мадлен вздохнула.