— Тогда зачем же кулак? — стоял на своем Эдмон.

— Последний салют тем, кто борется.

— Значит, это все-таки сила!

Художник задумчиво потрогал свою бородку. Его светлые глаза долго ощупывали рисунок.

— А, пожалуй, ты прав, мальчик! — сказал он наконец. — Если люди борются, значит, они сильны!..

Очевидно, то, что он нарисовал, стало ему вдруг дорого, и художник печально уставился на яркий квадрат тротуара. Из его обычных друзей рядом сейчас никого не было. И ему не хотелось, чтобы эти маленькие ценители искусства уходили.

— Это очень хорошая картина! — сказала Мадлен.

— Очень! — подтвердил Эдмон. — Если бы ее можно было повесить на стену, я позвал бы сюда своего папу!.. Он очень любит такие картины…

— Я могу перерисовать ее на холст, — с надеждой сказал художник.

— Правильно!.. — живо поддержала его Мадлен.

Эдмон вздохнул.

— Мой папа не покупает копий!..

Глаза художника вдруг блеснули веселым огоньком:

— Ну тогда скажи ему, что я продаю картину с куском тротуара!..

Все трое дружно засмеялись. Потом художник снова углубился в свою работу, не думая о том, что через какой-нибудь час она погибнет для человечества навсегда. Он так увлекся, что позабыл о ребятах. И они побрели дальше, позвякивая своей кружкой.

Время от времени Мадлен, оборвав разговор на полуслове, стремглав кидалась вперед, для того чтобы вовремя подхватить монету, которая как будто падала с неба. И всякий раз угадывала. Монета с тупым стуком падала в кружку…

— Ну, как у вас дела, дети?

Перед ребятами внезапно появилась мадам Жозетт. В коротком светлом пальто, она казалась очень высокой.

Мадлен протянула ей кружку, мадам Жозетт встряхнула ее, и на ее лице появилось выражение радостного изумления.

— Ого! И это всего за три часа!.. — воскликнула она.