Летом исполнится пять лет, как мы виделись с Вами в Праге, и мы не забывали за это время Вашего к нам сердечного и участливого отношения, ласково и радостно вспоминая дни, с Вами проведённые. Помним и совместные обеды в “Радио”, и часы у Вас.
Передайте, пожалуйста, наши искренние воспоминания Елене Самсоновне, Валентине Георгиевне, Евгению Николаевичу, Сергею Ивановичу, Бельговскому и всем тем милым людям, с кот|орыми] мы встречались пять лет назад у Вас.
За эти годы мы побывали однажды в Польше, дважды в Латвии. Больше никуда не ездили. Постоянно живём в своей деревушке у моря. Живётся трудненько, заработков никаких, если не считать четырёх долларов в месяц из “Сегодня”. До сих пор, слава Богу, помогало Эстонское Правительство, благодаря которому мы кое-как и существовали. Однако, нельзя ручаться за это впредь. Писатель я никакой, поэтому заработать что-либо трудно. Как лирик, не могу много заработать: никому никакая лирика в наше время не нужна, и уж во всяком случае она не кормит. До сих пор мучает меня долг профессору] Заблоцкому (12 долларов]), но отдать, при всём желании, никаким образом не могу. И нет даже надежд, т. к. книги не выходят, вечера дают такие гроши, что едва на дорогу хватает. Здоровье и моё, и жены тоже оставляет желать лучшего.
Но, несмотря на все невзгоды (а у кого их нет?), живём мы, погруженные целиком в природу, отрешившись от мирской суеты и бестолочи. Судьбой своей мы очень довольны и на Бога не ропщем.
В глубине душ теплится надежда на скорое возрождение Родины: уж слишком нагло и безобразно гоненье на Церковь, и значит — вскоре восстанет, возмутится народ. Не может не возмутиться: Русский он! Пока я думаю так, я могу жить.
А я так — наперекор очень многому — всё же думаю.
Да сохранит Господь Вас, дорогой и любимый Василий Иванович, и да поможет Он нам увидеть Россию, снова обратившейся к религии, а значит — и к поэзии.
Всегда неизменно Ваш
Северянин возвращается в Тойлу, по пути выступив в Риге, в Театре русской драмы. Из заметки в рижской газете «Сегодня»: Северянин «всё тот же несмотря на то, что страна... от Северянина улетела и корчится теперь под пьяные песни Есенина и Маяковского. И потому грустно. Хорошие стихи, из них несколько, что безусловно останутся навсегда. Живой русский поэт, правда, запутавшийся в красоте напрасной. А движения нет... А всё же слушаешь с удовольствием».
7 августа 1925 года Северянин даёт поэзоконцерт в Усть-Нарве. Однако доходов его выступления приносят мало, и всё лето поэт поглощён в денежные расчёты и добывание куска хлеба. Следующие два года были довольно скудными. Выступления были небольшие, их было немного, но публика неизменно встречала поэта нескончаемыми овациями. Северянин участвовал в концерте известного певца И. В. Филиппова в городе Нарва-Йыэсуу. В газетном отчёте о последнем из названных выступлений говорилось: «Можно быть не особенным поклонником его манерного исполнения своих стихотворений, но в последних никто не может отрицать несомненного поэтического таланта. Очень понравилось публике прочитанное автором стихотворение — вариации на мятлевские слова “Как хороши, как свежи были розы...”».
«Игорь Северянин захватил всю аудиторию и имел большой успех» — так писали о вечере «Классические розы» в Тарту, состоявшемся 23 октября 1927 года. Игорь Северянин проводит несколько вечеров под таким названием в конце 1920-х годов в Эстонии и Польше и читает на них стихи 1923—1927 годов, которые неизменно горячо принимала публика.
Писательская «Чашка кофе»
Игорь Северянин выступал не только перед любителями поэзии, но и перед писателями Болгарии, Югославии, Польши. Он сохранил немало афиш и газетных вырезок, с некоторыми поэтами он был в переписке, других переводил.
Северянин не раз посещал Варшаву в 1924—1931 годах. В творческом отношении важно вспомнить его первое знакомство с польской столицей — об этом рассказывает цикл «Дорожные импровизации».
Пять стихотворений из цикла «Дорожные импровизации» написаны в августе — на пароходе «Rugen» («Над Балтикой зеленоводной...»), в Берлине («...Повсюду персики в Берлине...») — и в сентябре 1924 года в Варшаве. В польской столице поэт ощутил соблазн «встречных полек», их сдержанную страсть, оживлённость улиц Новый Свет и Маршалковской. Но более всего в стихах отразились романтические впечатления от встреч с Лидией Липковской и прогулки по улице Шопена, которого так любили певица и поэт:
В напевном, поистине музыкальном стихотворении ощущается ритм шопеновских мазурок, ярких импровизаций, энергичная смена ракурсов и настроений...
Заключительное стихотворение завершает сюжет шутливой сценой свидания со «Снегуркой» — Липковской:
Цикл «Дорожные импровизации» стал своеобразной моделью для последующих произведений этого рода. В них наблюдения над природой нового края освещаются живым интересом автора к окружающему миру, а его переживания и воспоминания приближают эти картины к читателю. Так построены цикл «У озера» и поэтическая книга «Адриатика».
В феврале 1928 года Северянин совершил новую поездку в Варшаву, где был 11 февраля приглашён с женой на завтрак в эстонскую дипломатическую миссию. На завтраке присутствовали Александр Ледницкий и Дмитрий Философов. В первые же дни он встретился с давним знакомым, известным адвокатом и поэтом Лео Бельмонтом, два стихотворения которого он перевёл — «Каждый шут» и «Я — Млечного пути сияние...». Последний перевод, датированный 4 февраля 1928 года, переполнен излюбленными Северяниным противопоставлениями — диссонансами:
Лео Бельмонту посвящался и перевод стихотворения Юлия Словацкого «Моё завещание» — датировано «Варшава, 6-е февраля 1928 г.» и опубликовано в газете «За свободу!» (№ 33). Этим стихотворением Северянин открывал свои выступления в Варшаве.