«21-го ноября я дал в зале Филармонии] свой концерт. Единственный. Зал был переполнен. Овации напоминали мне Москву. Я доволен. Предлагают повторение вечера, но, к сожалению, я вынужден отклонить: германская марка падает стремительно, жизнь здесь дорожает неимоверно, и мы, пока у нас ещё есть деньги на дорогу, спешим уехать домой... <...> я мечтал побывать везде, я мог буквально разбогатеть, т. к. имя моё до сих пор для публики магнитно, что мне показали Рига, Ковно, Берлин».
В берлинском журнале «Новая русская книга» сообщалось: «21 ноября в помещении Филармонии состоялся поэзовечер Игоря Северянина. Автор читал поэзы из сборников “Громокипящий кубок”, “Златолира”, “Вервэна” идр.».
Вместе с Маяковским и А. Н. Толстым Северянин выступил в советском полпредстве в Берлине в концерте, посвящённом пятой годовщине Октябрьской революции, 7 ноября 1922 года. А затем с Маяковским он читал стихи в Болгарском студенческом землячестве. В воспоминаниях Северянина (1940) говорилось:
«Володя сказал мне: “Пора тебе перестать околачиваться по европейским лакейским. Один может быть путь — домой”. <...>
Мы провели в Берлине в общем три месяца (вернулись домой в Сочельник). Вынужден признаться с горечью, что это была эпоха гомерического питья... Как следствие — ослабление воли, легчайшая возбудимость, легкомысленное отношение к глубоким задачам жизни. Вскоре Ф. М. поссорилась со Златой и отстранила её от участия в совместных наших вечеринках. Между тем Злата, член немецкой компартии, была за моё возвращение домой. Её присутствие меня бодрило, радовало. Она нравилась нашему кружку как компанейский, содержательный, умный человек».
Лев Никулин вспоминал о том, как Маяковский относился тогда к Северянину:
«Однако нельзя сказать, что Маяковский вообще отрицал талант Северянина. Он не выносил его “качалки грёзэрки” и “бензиновые ландолеты”, но не отрицал целиком его поэтического дара. После революции он даже подумывал, выражаясь стихами самого Северянина, “растолкать его для жизни как-нибудь”. Он рассказал мне о своей встрече с Северяниным в Берлине. Разговор шёл о выпущенной в Берлине в 1923 году книге Северянина “Соловей”: “Поговорил с ним, с Северяниным, захотелось взять его в охапку, проветрить мозги и привезти к нам. Уверяю вас, он мог бы писать хорошие, полезные вещи”».
Дорожные импровизации
Игорь Северянин подсчитал, что с 1910 по 1939 год он выступил перед публикой 301 раз. При этом за 1910—1918 годы он 150 раз читал на публике в тридцати городах России. В зарубежье он выступал в двенадцати странах 151 раз. В те годы Маяковский, немало выступавший, пояснял: «Продолжаю прерванную традицию трубадуров и менестрелей...» О Северянине можно было сказать также поэтично.
1 февраля Северянин отмечает двадцатилетие литературной деятельности. В письме Барановой от 5 февраля 1925 года поэт пишет: «Я очень благодарен Вам за телеграмму с приветствием к моему юбилею и милое письмо. <...> Юбилей прошёл более чем тихо».
27 апреля 1925 года поездкой в Берлин начинается большое европейское турне Игоря Северянина. О пребывании в Берлине Северянин пишет Барановой из Тойлы 22 июня:
«На днях я вернулся из-за границы. 35 дней пробыл в Берлине, 14 — в Праге. За всё время дал (удалось дать) 2 вечера. Оба в Берлине только. Первый вечер дал 100 нем|ецких] марок, второй... 10 м)арок]! Антрепренёр Бран. Та самая Мэри Бран, которая надула Липковскую и пробовала надуть Прокофьева. Других импресарио вовсе не нашлось. Положение ужасное. Думал заработать, но оказалось всё иначе. <...> В Берлине... Лидия Яковл[евна Липковская] предложила мне в октябре устроить совместно с нею концерты в Париже и Бессарабии, где она постоянно живёт. Мне это весьма улыбается. Часто виделся с Юрьевской, Аксариной, Чириковым, Немировичем-Данченко, Гзовской, Гайдаровым и др.
Все они надавали мне своих портретов, книг, всячески обласкали, помогали и письмами, и денежно, и приёмами скрашивали грустное. Морально я доволен поездкой. И даже очень. Но материально — тихий ужас».
4 мая выступает в Берлине в Литературно-художественном кружке. Из письма Августы Барановой от 5 мая 1925 года: «Вчера дал концерт, к сожалению, в маленьком зале, т. к. русских здесь уже мало и все беднота. Настроение не из приятных, ибо жизнь дорога безумно, а денег пока очень мало. Импресарио обеднели тоже и дают гораздо меньше, чем раньше».
Об этом вечере писала газета «Дни»: «Время наложило свою печать на характер его творчества, не слышно нарочитых словечек. Лирика его новых стихов посвящена мотивам гражданским: душа поэта скорбит об умученной родине, тянется к ней, верит в её близкое освобождение; поэт утверждает, что Россию мало любить, надо её и “заслужить”. Эти мотивы встретили у собравшейся в большом количестве публики тёплый отклик. Но наибольший успех всё же выпал на долю нескольких старых “эстетных” стихотворений, которые поэт прочёл в конце вечера».
Здесь прошло выступление на собрании литературного объединения поэтов «Скит». Северянин встретился с писателем Е. Н. Чириковым, которому посвятил стихотворение «Модель парохода (Работа Е. Н. Чирикова)» (1925) и сонет «Чириков» (1926). Запомнилась поэту и встреча с Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко, которую он вспомнил, поздравляя известного актёра и режиссёра спустя пять лет с юбилеем.
«В. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
Toila, 28.1.1930 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Владимир Иванович!
Мне грустно, что приходится поздравлять Вас с восемьдесят пятым днём Вашего рождения с таким большим опозданием, но только сегодня получил я от редакции “Сегодня” Ваш адрес, о котором своевременно сделал запрос, поэтому простите меня великодушно и примите самые искренние, самые добрые от Фелиссы Михайловны и меня пожелания здоровья и всяческого благополучия.