Метрах в ста от окопов вражеская машина заглохла и стала, как прибитая гигантским гвоздем. Остановилась и загорелась.

– Го-р-рит!.. Гор-р-р-ит! – радовались бойцы отделения Тришкина.

– Огонь! Огонь! – продолжал командовать сержант.

Противотанковые ружья застучали опять. И еще один танк запылал почти над самым окопом левофлангового расчета. Поджег его кто-то из бойцов, находившихся правее Тришкина. Увидел, что танк угрожает левофланговому расчету, и выстрелил в его левый борт. «Выручил товарищей, молодец!» – об- радовался Тришкин.

– Огонь! – закричал он сильнее прежнего. И хотя голос его был не громче рева танков, трескотни десятков пулеметов, изрыгавших с обеих сторон сотни снарядов и тысячи пуль, бойцы отделения слышали своего командира.

Минут через пять к пылавшим танкам прибавилась новая вспышка: загорелся третий танк. И тут Тришкин увидел, как шедшая прямо на его окоп немецкая машина начала пятиться… Потом она развернулась и поспешила в сторону Косой Горы, заметно уменьшаясь в размерах. Начали отходить и другие уцелевшие танки – одни пятясь, другие, повернувшись к окопам батальона моторной частью.

– По задницам их! По задницам! – азартно закричал красноармеец Корпуков. Противотанкисты успели выстрелить еще по нескольку раз, пока вражеские машины не поглотила тьма ночи. Трассирующие снаряды зажгли еще один танк, и он, как другие подожженные, заполыхал, раскачивая лохматые языки огня, испуская черные клубы дыма.

– Четыре из одиннадцати – отлично! – похвалил отделение Тришкина комбат Потетюрин. – Кто подбил – известно?

– Тришкин, Шахов, Корпуков, Андреев, – доложил старший лейтенант Малышков.

– Передайте Василию Сергеевичу, – назвал Потетюрин сержанта по имени и отчеству, – большое спасибо и благодарность всему отделению.

Отбитые на одном участке, вражеские танки отходили в тыл. Но их снова гнали в атаку.

– Форвертс! Форвертс нах Туля!

Стрельба из пушек, разрывы мин, крики танкистов и автоматчиков… Враг старался сломить 156-й полк морально. Все тяжелее становилось защитникам Тулы, чаще слышались в окопах стоны и крики раненых и умирающих. Вот один из бойцов, дико вскрикнув, кинулся к блиндажу. На его пути оказался санитар Василий Серегин. Он схватил раненого, уложил на землю.

– Сейчас перевяжем! Сейчас перевяжем! – успокаивал Серегин пострадавшего. Но раненый не переставал кричать, и крик его заставил многих содрогнуться.

– Да уймите его! – не выдержал кто-то.

К пострадавшему поспешил комиссар батальона политрук М. А. Желтяков.

– Что с ним?

– Все лицо разворочено осколком, товарищ политрук, – доложил санитар, осмотрев раненого с помощью карманного фонаря. – Скончался… – сказал он, пощупав пульс солдата.

– Товарищ политрук! Товарищ политрук! – звал Желтякова бежавший по траншее боец. – Товарищ политрук, левый фланг отступает…

Желтяков, выпрыгнув из окопа, побежал на левый фланг. Там стояла пя- тая рота, сформированная из солдат и командиров, присланных 180-м полком из Сталиногорска.