Я откашлялся, чтобы хоть как-то сломать это ужасное молчание, которое сдавило нас, как ледовое поле затирает обреченный корабль. Я выбрал самую тихую, самую мягкую интонацию.

– Постум… Что происходит, мальчик? Почему тебе ничего не хочется?

Он ответил не сразу – тоже долго подбирал нужное выражение, нужный тон. Я терпеливо ждал. Неужели отныне мы так и будем общаться, осторожно переставляя шахматные фигуры слов на доске разговора?

– Не знаю, – сказал он наконец, как мне показалось, виновато. – Не знаю.

– Не знаешь? Тебе надоели луна-парки? Тогда можно попробовать что-нибудь другое.

Постум помотал головой и поднял руку, будто просил меня прекратить, не мешать, дать ему сосредоточиться. «Сейчас скажет что-то страшное, – вдруг отчетливо понял я. – Он для того и пришел, чтобы это сказать, вот что. Нельзя позволить ему открыть рот».

– Послушай, сынок, – поспешно проговорил я. – Нам давно нужно было сесть и вместе подумать о будущем.

– Да, – кивнул он, – я затем и пришел сегодня.

Мы должны…

За этим явно следовало что-то вроде «расстаться», или «привыкнуть жить друг без друга», или еще что-нибудь такое же страшное. Но я вовремя перебил его:

– Подожди! Подожди!

Постум повернул ко мне участливое лицо.

Участливое лицо ласкового врача, отключающего меня от кислорода, от жизни. Он уже принял решение, и оно сквозило в каждом его жесте. Он жалел меня, но не настолько, чтобы посвящать мне свое драгоценное время. Он не желал быть моим воздухом и имел на то полное право. Но и я имел полное право наплевать на его права. Мною двигало элементарное чувство самосохранения. Я не хотел умирать.

– Подожди… – повторил я, лихорадочно ища нужные слова, интонацию, выражение лица. – Ты не думай, я все понимаю. Понимаю, что в нашей семье для тебя главное не я, а Трай. Что никакие мои мольбы не помогут. Что я для тебя ничего не значу…

Я сделал паузу, чтобы дать ему возможность возразить, но мальчишка молчал. Даже такие жуткие, безжалостные слова не вызвали у него хотя бы видимости протеста! Я услышал, как Она всхлипнула где-то позади, на дальнем фоне моего сознания. Неудивительно: наше дело казалось безнадежным, совсем безнадежным. Но я не собирался сдаваться, а потому просто проглотил обиду. Я напоминал себе человека, который пьет отравленную воду, чтобы не утонуть в ней. Я отбросил умоляющий вид – нет ничего унизительней бесплодного самоуничижения.

– Вот что, Постум, – сказал я по-деловому, – давай начистоту. Чтобы сохранить семью, мы должны вернуть Трай. Это наш единственный шанс. Вернее, мой единственный шанс. А потому я предпринял некоторые меры. На днях я должен увидеться с ней. Мы уже договорились о встрече. Я почти уверен, что нам удастся договориться. Подожди еще немного. Совсем чуть-чуть.

– О встрече? – переспросил он, впервые проявляя хоть какой-то интерес к нашей беседе. – Ты встречаешься с Трай? Здесь, в доме? Она возвращается в Хайм? Когда?

– Не совсем в доме. И не совсем в Хайме.

Постум удивленно поднял брови:

– Не совсем в Хайме? Что это значит, Найт?