Что же тогда получается? Получается, что все мы в Хайме работаем на него! Мы живем для него, мы творим для него – каждым своим шагом, действием, вдохом… Ха! Вот так открытие! Вот тебе и ответ на проклятый вопрос: «Зачем ты живешь, Найт? В чем смысл твоего бытия?» Да вот, понимаете ли, строю мир. Ты, простой человечек? Ты строишь мир? Сдурел, да? И для чего же ты его строишь? Не для чего, а для кого. Я простой, ничем не примечательный человечек по имени Найт, строю мир для… для… страшно сказать: для бога! В этом смысл моей жизни, ее цель, ее назначение: строить мир для бога! И ваша цель – тоже! Теперь поняли? И никаких проклятых вопросов!

Да, но в чем тогда смысл существования самого Программера? Неужели – такой же? Неужели хозяин Хайма тоже строит мир для бога – но уже своего, наружного? Неужели прямо сейчас, в эту самую минуту где-то над ним бегает такой же средний во всех отношениях слепой сеятель с пальцем на кнопке «Delete»? Пусть так, но должна же быть у всего этого какая-то цель? Что произойдет, когда мир – или миры – будут наконец построены? Что тогда скажет…

– Найт… Найт!

Мысли мои были так далеко, что Ей пришлось несколько раз позвать меня, прежде чем я откликнулся.

– Да… что случилось?

Она улыбнулась – уже второй раз за столь короткое время. Определенно с моей снаружисткой что-то происходило.

– Задумался? Ты стал совсем как Программер – будто из колодца всплываешь. Что-то раньше за тобой такого не водилось, а, Найт?

– Водилось… не водилось… – я недовольно глянул в ее насмешливые глаза. – Ты что-то хотела? Поговорить с хозяином?

– Нет-нет, – качнула головой Она. – Я думала, тебе будет интересно. Постум в Хайме. Ты ведь хотел с ним…

Сердце мое дрогнуло.

– Постум? Где?

– Да вон, смотри… – она показала на один из экранов, где светилась моя унылая физиономия в интерьере гостиной нашего семейного хаймовского дома.

На заднем плане у обеденного стола сидел Постум. Как я мог пропустить его приход? Уму непостижимо. Вот что значит оторваться от Хайма в пользу проклятого наружного мира… Я поспешно поднялся с кресла и подошел к мальчику.

– Привет, сынок.

Он поднял на меня грустный взгляд.

– Привет, Найт. Она…

– Нет, – сказал я, не дослушав. – Она не приходила. Хочешь, поедем в луна-парк? Давненько там не бывали, а? Помнишь, как мы с тобой…

На этот раз не дослушал он:

– Помню. Нет, спасибо.

Мы помолчали. Я корил себя за дурацкое предложение отправиться в луна-парк – нашел что выпалить, с ходу, сразу после «здрасте»! Но мне и теперь не приходило в голову ничего лучшего. Прежде, радуясь жизни, мы с Постумом буквально дышали в унисон; нам не требовалось слов, чтобы понять друг друга, – хватало восклицательных междометий, смеха, кивка. Но ушедшая Трай забрала с собой не только свое нейтральное равнодушное присутствие, но и нашу радость, ее простую безыскусную речь. И мы вдруг обнаружили, что не знаем никакого другого языка; мы остались бессловесными, как моя снаружистка.