После этого мэтр исчез, затерявшись в разношерстной толпе будущих учеников, ожидающих инициации, а десятки осуждающих взглядов медленно переключились с меня на Астру.

— Ты теперь очень глупо выглядишь, — подлил масла в огонь ее стыда Йеро. — Еще даже не настал первый учебный день, а ты уже подорвала доверие к своим словам.

— Я… но… он же… — Девчонка покраснела, сравнявшись цветом лица со своей огненно-рыжей шевелюрой. Так и не найдя слов возражений, она резко развернулась, и стремительно удалилась, едва не переходя на бег, но гордо держа при этом подбородок задранным.

— Да-а, — задумчиво пробормотал я, глядя вслед юной аристократке, — похоже, у меня появилась первая воздыхательница.

— А ты оптимист, Данмар! — Хохотнул рядом Йеро, но потом резко посерьезнел. — Вынужден тебя предостеречь, Астра Персус может быть похуже прыща на причинном месте. Мы знакомы с ней с самого детства, и я тебе хочу сказать, что лучше избегать ее общества лишний раз, а не лезть на рожон. Она, помимо прочих своих недостатков в виде скверного характера и вспыльчивости, очень избалована, как любимая младшенькая дочь главы. А вдобавок Астра великолепно владеет двусторонней спадой. Я лично был свидетелем, как она одолела на клинках одного из младших Элемов, представляешь?

— Элем — это род, славящийся своими фехтовальщиками? — Уточнил я на всякий случай и получил от аристократа утвердительный кивок. — Тогда действительно, впечатляет.

Я сделал вид, что задумался над словами Йеро, хотя, на самом деле, размышлять там было особо не над чем. Мне плевать на эту пигалицу, и если она попытается мне навредить, то только сама пострадает. К своей безопасности я относился крайне серьезно.

— Знаешь, пожалуй, я прислушаюсь к твоему совету, — вынес я свой вердикт. — Мне хочется прожить тихую и спокойную жизнь, полную умиротворения и тишины. И всякие рыжие бестии в эту идиллию никоим образом не вписываются.

— Знаешь, — Эстуан кинул в мою сторону очередной неопределенный взгляд, — ты, пожалуй, единственный, кто в твоем возрасте мечтает не о приключениях и славе, а о покое. По крайней мере, мне такие люди еще не попадались. И что-то странное периодически мелькает в твоих глазах… Словно бы проскальзывает тень какой-то вселенской усталости и тоски, будто ты уже успел смертельно устать от жизни. Прости за неуместное любопытство, но что такого выпало на твою долю?

— Ой, Йеро, очень многое, — расплывчато ответил я. — Всего и не перечислишь…

Мой внимательный собеседник действительно тонко смог уловить отголоски шторма, периодически обтачивающего мою личность, скалывая с нее мелкие песчинки, словно с вековых прибрежных скал. Но вот вывод он из этого сделал неверный. Я тоскую не из-за того, что мне надоела эта жизнь. Напротив, я влюблен в нее всеми фибрами своей искалеченной души и наслаждаюсь каждой секундой, прожитой в новом теле. Я только начинаю учиться жить заново, и никак не могу от этого устать. Я обожаю ветер, пушистость облаков, свои черные крылья, вкус еды и прикосновение теплых солнечных лучей к коже. Пожалуй, единственное, чего я люблю меньше остального, так это спать. Ведь именно во снах размывается та граница между моим прошлым и настоящим, между одним миром и другим. И тогда демоны снова начинают тянуть ко мне свои когтистые лапы, снова орды грешников самозабвенно кидаются грызть и рвать друг друга со слезами на глазах и гримасами страданий на лицах. Снова Преисподняя душит меня в колючих объятьях…

Но и это не истинная причина моего смятения. Ведь каждая ночь оканчивается утром, и оно своим светом отгоняет тени ада до следующей темноты. Грусть и безысходность меня одолевают потому, что я лучше кого бы то ни было понимаю, что эта жизнь небесконечна. Она слишком коротка и слишком хрупка. Да и вообще, раз уж на то пошло, принадлежит не мне, а Князю Боли…

Заметив, что я погрузился в собственные размышления, Йеро тактично воздержался от дальнейших расспросов, позволяя мне побыть наедине с самим собой, а потом попытался ненавязчиво сменить тему на более позитивную. И я с энтузиазмом, какой и должен исходить от одиннадцатилетнего ребенка, включился в обсуждение стихий, магов, жрецов и прочих лекарей.

Болтали мы с молодым Эстуаном до тех пор, пока не подошла его очередь на инициацию. Но не успел я толком заскучать, как он уже снова промчался мимо меня, сияющий, как начищенный акат.

— Представляешь, — радостно объявил он, глупо улыбаясь, — я благословлен самим Ворганом! Я стану жрецом!

— Поздравляю! — Мне пришлось изобразить на лице радость за нового приятеля. — Но разве твой род не будет против? Это ведь значит, что твоей семьей теперь станет Орден…

— Вовсе нет! Никто не заставит меня отречься от моих родных! — Пылко возразил Йеро. — Я просто лишусь права наследования, только и всего. Истинному последователю Воргана не нужны никакие богатства, кроме его веры и чести. Зато взамен я обрету бо́льшую независимость, ведь за мое обучение будет платить церковь, а не род. Вдобавок я получу шанс стать тем, кем хочу именно я, а не тем, кем видит меня мой отец. Он, конечно, будет недоволен, но уж его ворчание я как-нибудь переживу. Ну ладно, хватит обо мне! Ты как? Не прошел еще инициацию?

— Нет, пока еще жду…

— Ох, ну давай! Удачи тебе. Извини, мне надо срочно бежать в седьмой корпус, меня там ждут на церемонию посвящения! До встречи!

Радостный подросток убежал, едва ли не подпрыгивая, и я снова остался в гордом одиночестве, но в окружении толпы. Интересно, как там Астал? Уж его-то могучую фигуру я бы точно тут заметил среди претендентов…