Голос у Бисвала мягкий и безмятежный, а глаза затянуты дымкой, словно он принял какой-то наркотик. Он смотрит на пистолет в ее руке:

— Ты застрелишь меня?

— Только если придется. — И она оглядывает комнату в поисках меча Вуртьи.

Жилая комната оказывается не столь аскетичной, как Мулагеш себе воображала: тут и удобная кровать, и картины, и стол красивый, и даже наполовину заставленная книгами полка.

— Ты это ищешь? — спокойно спрашивает Бисвал.

И достает из кармана что-то маленькое, черное, изогнутое и странное на вид — что-то, что можно принять за человеческую руку, сомкнувшуюся на пустом месте, только если посмотреть под определенным углом.

Увидев меч, Мулагеш застывает на месте.

— Что это? — спрашивает он.

Она не отвечает. Самое главное, непонятно, вооружен он или нет: пистолета и кобуры не видно, и это как-то странно.

— Что это за вещь, Турин? Мы нашли ее при тебе в доме Смолиск.

Мулагеш начинает медленно двигаться к нему.

— Я почувствовал, как он задал мне вопрос, — мягко произносит он. — Он говорил со мной, пока я нес его в кармане, когда зазвучали сирены, когда я понял, что случилось. Это было настолько удивительно, что мне пришлось уйти.

Мулагеш крепче сжимает пальцы на пистолете:

— Что он сказал, Лалит?

— Он что-то спросил у меня — спросил: я — это он? Он спросил, являюсь ли я… этой вещью. Вещью, которую держу в руке. А может, он спросил, является ли он частью меня. Или я — частью него. Я не очень понял. Не знал, что ответить. Что это, Турин? Что ты нашла, скажи.

— Что бы ни нашла — это не твое. Отдай его мне. Немедленно. И я уйду с миром.

— А если я позову стражу?

— Я знаю, что тут никого нет. Ты здесь один.

Он задумывается:

— Нет, — наконец отвечает он. — Нет, я тебе его не отдам.