Это ее последние мысли: горячее летнее солнце, мягкие объятия травы, звонкий детский смех и теплое, радостное пожатие тонких пальчиков.

Сигруд обычно хорошо себя чувствует в засаде. Забраться в какой-нибудь тайный темный уголок и там сидеть неслышимым и невидимым, — о, это его вторая натура. Но вот сейчас он сидит в тени деревьев перед домом Рады Смолиск, и ему как-то не по себе.

Все идет не так. И совсем не так, как он предполагал.

Он наблюдает за тем, как сайпурские солдаты выходят один за другим из дома. Они выносят что-то похожее на оружейные стойки, а потом два тела. Одно из них принадлежит Мулагеш — руки ее связаны за спиной, один солдат держит ее за ноги, другой — за подмышки. Наверное, она жива. Никто не будет связывать руки покойнику. Но она какого-то очень красного цвета, и это… это как-то странно.

Второе тело лежит на носилках, и оно накрыто с головой. Человек на носилках очень невысокого роста, и, судя по тому, как с носилок с одной стороны все капает и капает кровь, он очень мертв.

Наблюдая за тем, как они грузятся в машину и уезжают, Сигруд хмурится. Что произошло? С чего бы Мулагеш идти к губернатору полиса? Что такого она обнаружила в посмертии, что не только сама пришла сюда, но и его попросила о том же?

И где его дочь?

Из дома выходит Бисвал. Он слушает, как один из офицеров о чем-то ему докладывает. Бисвал кивает, и, хотя вид у него недовольный, в целом он спокоен, а не сердит: ему говорят о чем-то, с чем можно справиться, можно выдержать и перенести — да, это что-то нежелательное, но не слишком важное. Лейтенант продолжает указывать пальцем на деревья за домом, точнее, на заросли папоротника под ними. Бисвал смотрит туда ничего не выражающим, холодным взглядом и кивает. Он произносит что-то короткое — наверное, «ничего не поделаешь», — садится в машину, и та быстро уезжает.

Теперь у дома осталось совсем немного солдат. Сигруд ждет, когда они разойдутся, а потом подкрадывается поближе.

У двери стоит солдат, поэтому Сигруд даже не пытается проникнуть внутрь. Но он тихонько идет к тому месту в папоротниках — интересно, что же там такое случилось, что офицер так беспокоился…

А вот где-то в десяти футах от места он чует это. Кровь. Много крови.

Он осматривается, притаившись в тени дерева. В таких условиях не разобраться, что к чему, однако папоротник в том месте примят, словно кто-то в него упал навзничь.

А еще он чувствует знакомый запах. Запах сигарет. Не обычных, а ароматизированных. Тот самый сорт, который так любит его дочь.

Сигруд смотрит наверх, туда, где стоит форт Тинадеши, и думает.

Мулагеш приходит в себя и тут же жалеет об этом. В голове на месте мозга, похоже, один большой синяк. Она со стоном поднимает левую руку, чтобы дотронуться до лба, и слишком поздно вспоминает, что левая рука у нее металлическая. Она врезается в лоб, который отзывается новой волной боли. Турин жалобно стонет и встряхивает головой. Затылок елозит по каменному полу.

Она хмурится и открывает глаза. Она в тюремной камере, освещенной электролампочкой. В Вуртьястане есть только одно место, куда подведено электричество…

И тут, словно во сне, она припоминает, что случилось.

«Мечи».

— Эй! — кричит она. — Эй, кто-нибудь, отзовись!

Молчание.