Рагаван слышит, как он сам себе говорит — стоп. Он чувствует, что руки его пришли в движение. Словно он парит над своим телом, которое контролируют исключительно инстинкты, приклад винташа ударяет в плечо, ствол двигается, и вот фигура уже на прицеле…

И тут вдруг резко вспоминается все, что с ним случилось в горах. Дети, засевшие в канавах, обстреливают их из арбалетов; пожилая женщина, которой он хотел помочь подняться, пытается всадить в него ножик; вот они возвращаются с патрулирования, а рядовой Мишра лежит вниз лицом на дороге, верещащая станская девчонка снова и снова всаживает в него нож, и Рагаван вытащил тогда свой пистолет и…

Бабах.

Винташ подпрыгивает у него в руках.

Фигура падает обратно в папоротники.

Рагаван моргает, глядя в прицел.

Это что, я сделал?

Даже со своего места он видит, как глаза рядового Махаджана расширяются от ужаса. Тот орет:

— Нет! Кто стрелял? Кто стрелял?

Рагаван не отвечает. Он опускает винташ и быстро бежит вверх по склону холма к Махаджану. Другие солдаты тоже спешат туда.

Махаджан стоит, нагнувшись над папоротниками, и все так же орет:

— Кто стрелял? Кто, мать твою, стрелял, я спрашиваю! Позовите врача! Немедленно позовите, задери вас демоны, врача!

— Что случилось? — говорит Рагаван, подбегая поближе. — Кто это?

— Она сдавалась! — орет Махаджан. — Я разговаривал с ней! Она сдавалась! Кто, в бога душу мать, стрелял, а?

У Рагавана внутри все сворачивается в узел:

— Но они… там оружие…

Махаджан смотрит на него:

— Это были вы? Это были вы, капрал? Она сдавалась, демон вас побери. Она отдавала мне винташ, капрал! Вы хоть представляете, в кого стреляли? Вы хоть представляете, что вы наделали?

Рагаван заглядывает Махаджану через плечо и видит лежащее на земле тело.

Он залепляет ладонями рот.