Человечек, правящий, со слов тренера, одной шестой мира был говорлив, суетлив и невзрачен, но силой убеждения обладал неимоверной. Его слушали, открыв рот, и ,как макаки перед удавом Каа, теряли возможность сопротивляться или, хотя бы, возражать. Витёк долго наблюдал за ним, теряясь в толпе, растворяясь в тени колонн и прочей обстановки, когда тот пожаловал в Китеж, пытался просчитать его и раскусить, примеряя к нему всю информацию, добытую Степанычем. Наблюдение пригодилось, когда тренер через одного из высокопоставленных чинуш города представил его Еловскому как правую руку недавно покинувшего нас губернатора, прогрессивного руководителя, поборника свобод и честнейшего гражданина страны. В хитро прищуренных глазках Евгения Еловского на миг мелькнула пара бесов, но внешне он изобразил скорбь и полное согласие с невосполнимой потерей для дела демократии и свободы. От внимательно наблюдавшего за Еловским Витька демарш бесенят не укрылся, и мысленно он сделал в памяти к портрету Еловского ещё одну зарубочку. А пока про него, как ему показалось, собеседники забыли, Витёк тихонько ретировался и удалился в холл для некурящих и присел на банкетку у окна. Буквально вслед за ним на коротеньких и кривеньких ножках в ботиночках той же обожаемой Витьком итальянской фирмы, выкатился в холл Еловский и присел рядом с Витьком со словами:
– Ну куда же Вы, батенька, сбежали. Не интересна Вам наша стариковская болтовня ?
Витёк смиренно опустил глаза и, выждав положенную паузу, как бы с усилием, выдавил из себя:
– Мне показалось, что ваш собеседник сфальшивил, когда перечислял достоинства моего шефа, и Вам это не понравилось, вернее Вас это насмешило. А ведь Антон Сергеевич и вправду был бескорыстным человеком и честно служил людям.
В глазах Еловского оба беса встали уже во весь рост и с любопытством уставились в глаза Витька, как бы заглядывая прямо в его душу :
– А тогда кто так умело кукловодил наичестнейшим и бескорыстнейшим демократом, а, Виктор Викторович? Неужто Вы думаете, что никто и ничего не заметил ?
Витёк глаз не отвёл и, слегка усмехнувшись одним уголком губ, пожал плечами и ответил прямо и даже скучно:
– Вам непременно это надо услышать от меня, Евгений Александрович ? Вы же давно уже всё поняли, хотя, пожалуй, больше никто до этого так и не додумался, иначе я бы давно уже ни с кем не беседовал, а давал показания под действием психотропов в лучшем случае.
Еловский посерьёзнел и, немного подумав, от чего его большой лоб избороздил нотный стан морщин, сказал быстро, но чётко, выделяя нужные слова:
– Мне нужен такой человечек, в этом тот, кто просил Вас мне представить, прав на все сто. Для Вас у меня есть работа по вашему профилю и навыкам, Виктор Викторович. У Вас будет очень ответственная должность, но главная работа будет заключаться в другом, об этом позже. Но запомните, молодой человек, мною кукловодить и не мечтайте. Почувствую, а я это непременно почувствую, удавлю сразу. Люблю обозначить границы дозволенного во избежание недопонимания. Другими играйтесь сколько душе угодно, а я для Вас с этого дня и царь, и Бог, и Сатана. С Вами свяжутся, готовьтесь к отъезду, семья пока останется тут. Устроитесь, заберёте.
Еловский подскочил как на вылетевшей из его зада пружине и выкатился из холла вниз по лестнице, а оглушенный сказанным Витёк остался приходить в себя от нахлынувших противоречивых эмоций. С одной стороны он понимал, что от таких предложений не отказываются, но переезд в его планы не входил. Здесь всегда можно было прикрыться командой, а там он будет один и в далеко не дружеском окружении.
На несколько мгновений Витёк отключился и чуть не заорал от ужаса, увидев, словно в стереофильме, как прямо ему в лицо летит крыса из его детства. Глаза взбесившегося зверька были налиты кровью, в окровавленной пасти сверкали зубищи, а направленные к нему лапы с длинными когтищами тянулись явно к горлу Витька. Наваждение исчезло, но сердце готово было выскочить из груди, а дыхание сбилось и с хрипами вырывалось наружу. Витёк принюхался и отодвинулся в сторону, пошарив рукой по обивке банкетки. Ткань была сухой и говном не пахло. Витёк потряс головой и сделал несколько глубоких вдохов с серией быстрых выдохов, выравнивая сбившееся дыхание. Успокоившись окончательно, на твёрдых уже ногах, Витёк не торопясь спустился вниз и, взяв такси, поехал в офис к Степанычу.
Тренер не стал разговаривать в кабинете и велел водителю отвезти их к нему домой. Гуляя по песочным дорожкам среди вековых сосен, Степаныч внимательно выслушал, а потом рассказал Витьку многое о тех, с кем предстояло контактировать в столице, пообещав передать ему на каждого убойный компромат, собранный его командой. Была у него папочка и на Еловского, но пока следовало создать у этого тертого и драного в боях волчары, стойкое впечатление его непререкаемого авторитета. Тренер посоветовал быть осторожным и сдержанным, чтобы не перегнуть палку с подобострастием, что Еловский просчитает сразу и заподозрит неладное, а он очень опасен. Его надо переиграть и постепенно отодвинуть с дороги, а потом непременно убрать, но спешить не стоит, -
– Пусть Евгений Еловский, жид пархатый, пока поработает на нас, внедрит тебя в верхи, а там мы им устроим ротацию кадров, сынок. – закончил напутствие тренер и перекрестил некрещённого Витька на прощание. Больше они не увидятся, так решит судьба.
Дома дура Натаха, в ответ на его сообщение о переводе, подняла вой, отказываясь переезжать и бросать всё нажитое.
–Так вас никто и не тащит никуда, живите тут, а я деньги переводить буду и все дела! – спокойно ответил Витёк. На том и порешили.
«Баба с возу, кобыле легче, а если две, то легче вдвойне» – весело подмигнул себе в зеркале Витёк и позвонил Рудику.
Подхватив с транспортера аэропорта два чемодана с вещами , Витёк пружинящей походкой направился на выход, где табличку с его фамилией держал в руке хмурый парень, переминающийся с ноги на ногу. Служебная квартира, куда молчавший всю дорогу водитель привёз Витька, была стандартной, хотя габариты и высота потолков дома мощной постройки впечатляли. Он прошелся по комнатам с инвентарной мебелью, хранящей не один перечёркнутый номер и подумал, сколько же людей уже пользовались этим барахлом, которое многим простым человечкам было бы за счастье. «Интересно, кто здесь жил раньше и когда его или их расстреляли ?» – почему-то подумалось Витьку, но он тряхнул головой, отогнав нелепые мысли и, заглянув в пустой холодильник, взял ключи и сбежал вниз. На улице стало шумною Через трёх встречных прохожих Витёк выяснил направление до ближайшего продуктового магазина. Ассортимент не порадовал, но критический набор для питания, чтобы не ложиться спать с урчащим от голода желудком, составить удалось. Наскоро перекусив и повалявшись в ванной, Витёк уснул здоровым и спокойным сном на видавшей не одного такого постояльца кровати. Прежние убиенные или не убиенные жильцы или крыса с налитыми кровью глазами этой ночью Витька не побеспокоили.
По привычке встав в шесть утра, Витёк сделал зарядку и решил пробежаться по набережной, которую углядел вчера, когда искал продуктовый магазин, но телефонный звонок остановил его на пороге квартиры. Звонкий девичий голосок сообщил Витьку, что через двадцать минут у подъезда дома его будет ждать машина и что с собой надо захватить необходимые документы, которые она перечислила. Витёк быстро переоделся, захватил документы по перечню и сбежал вниз. Машины ещё не было и он с удовольствием подставил лицо ласково греющему солнышку. Пока столичная жизнь была приятной.
Всё дальнейшее слилось для Витька в один цветной калейдоскоп событий длинной в пару недель. Его слушали то там, то сям, на разных этажах и в разных зданиях. Сидящие в огромных кабинетах мордовороты брезгливо перебирали его документы сосискообразными пальцами, с усмешкой открывали его вкладыш к университетскому диплому, неизменно хмыкая проставленным во всех строчках оценкам «удовлетворительно», справку об окончании одного курса академии и через губу цедили слова. Витёк всё это стоически терпел, но запоминал каждого, нанизывая на его характеристику личные впечатления, что бы потом дополнить их компроматом из папочек тренера, уже хранившихся в трёх ячейках московского банка. Еловский же за две недели не проявился ни разу, никак и нигде.