Он мечтал быть похожим на эту чёрную крысу, гнавшую наверх его, одиннадцатилетнего хиляка, от закрытой двери в подвал, где он хотел её проткнуть железным прутом, аж два лестничных пролёта. Его спас сосед, вышедший так вовремя на прогулку со служебной овчаркой, кинувшейся на храброго зверька. Витёк на всю жизнь запомнил налитые кровью и ненавистью круглые глазки храброй крысы, бросившейся на него из тёмного угла, от чего он сразу забыл про железный прут, который сжимал в руке, и, заорав от ужаса, понесся, спотыкаясь наверх по щербатым каменным ступеням, каждую секунду ожидая, что острые зубы крысы вопьются ему в ногу, руку или спину.

Витёк не сразу понял, почему так горячо стало в левой штанине, когда сосед, с усилием удерживая на поводке хрипящего и рвущегося кобеля, стал спускаться вниз. Он увидел потемневшую полосу на ткани, расплывающуюся под ботинком лужу и понял, что обоссался от страха. Витёк поднялся этажом выше и попытался незаметно прошмыгнуть по длинному коридору коммуналки в их с мамой комнату. Но счастье его осталось за порогом, там на лестнице, потому что вездесущий Фома уже зорко следил за ним из-за угла и как оглашенный заверещал на всю квартиру, собирая свою шайку, травившую Витька с самого первого дня их переезда.

–Ребя, а Витёк обоссался, а Витёк обоссался ! .– орал Фома, приплясывал в узком коридоре с завешанными всяким хламом стенами и не давал Вите спрятаться в своей комнате. В ботинке противно хлюпало и, от стыда и бессильной злобы, Витёк захлюпал и носом. Фомка и образовавшиеся за его спиной Митяй с Пашкой, заржали и стали пихать Витька, стараясь уронить его на грязный пол коридора. И он рухнул, больно ударившись головой и правым локтем, потому что подкравшийся сзади Стёпка ударил его ногой под коленку. От боли и обиды Витёк не сдержался и заревел в голос, выдувая пузырями сопли, которые размазывал по лицу грязными ладошками. Пацаны стояли над ним, ржали весело и глумливо и не очень больно пихали его ногами, пресекая попытки уползти на четвереньках в свою комнату. Не известно, когда Пашке и его банде надоело бы издеваться над Витьком, но из пивной вернулся отец Фомы, а ему под пьяную руку лучше было никому не попадаться, и пацанва, оставив свою жертву, растворилась в недрах коммуналки быстро и практически бесшумно. Витёк тоже отреагировал на Пашкино : «Шухер, пацаны, фомкин батя пришёл!» . Подскочив на ноги он метнулся к спасительной двери и прижался к ней спиной уже в своей комнате, переводя дух и шмыгая носом. Мать к счастью была на работе и до её прихода надо было выстирать и высушить штаны, трусы, отмыть и просушить ботинок с портянкой. А для всего этого надо было пробраться в ванную с ведром и набрать воды. Витёк приставил ухо к замочной скважине и попытался услышать где сейчас матерится фомкин батя. Убедившись, что скандал разгорается на кухне, Витёк схватил ведро и опрометью кинулся в ванную, где набрал воду и уже не бегом, но, максимально быстро, вернулся в комнату и затеял стирку. Кроме этих старых штанов у Витька были только парадные, которые мама сшила для школы из своей старой, ещё форменной юбки, перелицевав ткань на изнанку, поэтому Витёк, кое-как отжав штаны, портянку с трусами и , приладив их на стул у холодной в это время года печки, взял книжку из маминых и стал читать, занимая время до её прихода. Книжка оказалась про чекистов, кулаков и бандитов. Витёк так зачитался, что даже пропустил приход матери, которая вернула его в действительность голосом, не обещавшим ничего хорошего. Похоже она снова пришла не в настроении, а значит будет бить, а потом рыдать и вспоминать его отца – подлеца, испортившего ей жизнь, на которого Витёк , по ёё словам, был похож до омерзения. Но в этот вечер мама, даже не заметив, что он в одних трусах, усадила его за стол напротив себя и объявила, что ещё в апреле она вышла замуж, и скоро они с мужем уезжают по приглашению в Канаду, где у него живут родители. Сегодня они получили разрешение выехать за границу, но взять с собой ребенка им не разрешили. Оставить Виктора здесь не с кем и поэтому его приютят двоюродные дядя и тётя мужа, у которых недавно умер сын, его погодка.

Через две недели мама и её муж, оказавшийся дородным хохлом в вышиванке под цивильным дорогим костюмом, с висящими ниже подбородка чёрными усищами и раскатистым басом, наскоро сдав на пироне вокзала Витька с рук на руки двум строгим тётке и дядьке, укатили в свою Канаду, как оказалось навсегда. В довесок к нему прилагался фанерный чемоданчик и связка книжек, а мать даже не поцеловала его на прощание. Она не написала ему ни одного письма, а может их просто не передавали, и Витёк возненавидел её сильнее чем любил, мечтая скорее вырасти, найти и отомстить. Вместе с матерью он возненавидел и всех баб, от которых как говорил его тренер, только зло и разврат. Но и тренер, и желание отомстить, и презрение ко всем бабам будут потом, а пока мужик крепко ухватил Витьку за руку и повёл с вокзала, держа в другой руке его чемодан. Книжки несла женщина, семенившая рядом с мужиком. Оба они не произнесли пока ни слова, и Витёк уже подумал, что они, наверное, немые, когда женщина вдруг ужасно противным визгливым голосом закричала, что это их автобус и побежала вперёд. Они втиснулись в забитый до отказа транспорт и Витька чуть не раздавили, пока на одной из остановок, не выпускавший его руки мужик, не выдернул его из давки на разбитый тротуар, прямо в большую лужу. Мужик крепко выругался и, подхватив Витька под мышку, понёс в арку двора, напоминавшего каменный колодец. Так Витёк появился в Китежграде.

Новый город встретил Виктора Викторовича Мельникова мягко сказать не ласково, а если вернее, то как абсолютно лишнего в нём и никому на самом деле не нужного человека. Сначала он не обратил на это никакого внимания, ведь его привезли сюда всего на месяц, а потом вернётся мама и его заберут. Он даже не стал знакомиться ни с кем из соседских мальчишек, предпочитая сидеть в соседнем заброшенном сквере и мечтать, как он станет разведчиком и будет ловить шпионов и бандитов. Но вот уже наступил и август, а от мамы всё не было вестей. Виктор несколько раз пытался уточнить у дяди Вити, как оказалось звали хмурого мужика, которому мама передала его на вокзале, что пишет ему его родственник, муж мамы, но он только отмахивался. У тёти Светы спрашивать что-либо Витёк боялся до оторопи, потому что спокойно разговаривать она не умела и сразу начинала на него кричать.

Перед первым сентября дядя Витя показал Витьку как идти до школы , а на обратном пути посадил его на лавку в сквере и объяснил, что теперь он Виктор Викторович Нитупак, их со Светланой сын и должен их называть мамой и папой. А ещё он сказал, что мама с Василём невозвращенцы, они остались в Канаде и отказались от нашего гражданства. Теперь они считаются предателями родины, поэтому, что бы не нашли его и не использовали как приманку для мамы, чтобы выманить её и расстрелять, как врага народа, Витёк никому ничего не должен рассказывать, ведь тогда уже их всех расстреляют. Витёк смотрел на тёзку широко раскрытыми глазами и пытался осилить свалившиеся на него новости. Через много лет он узнает, что дядя Витя ему просто врал, но это будет потом, а пока он и хотел, что бы бросившую его мать расстреляли, ему не жалко было и этих хмурых и вечно недовольных всем дядьки и тётки, но сам он не хотел умирать. Витёк хотел выучиться на разведчика, и он согласно кивнул дяде Вите, вернее отцу.

В школе и классе он тоже оказался лишним, его как-то сразу не приняли, узнав, что он не китежский, а из «чуркестана». Его так и прозвали : «чурка».

Витёк и раньше учился с тройки на четвёрку, а здесь свалился в двоечники уже прочно. Директор вызвал его родителей в школу, после чего за дело взялся отец и, не желая иметь драный зад каждый день, Витёк начал учить уроки на твёрдую тройку. От него постепенно отстали и приёмные родители ,и одноклассники, потому что Витёк научился быть незаметным и обычно забивался в какой-нибудь угол, за что в школе его из «чурки» перекрестили в «моль». В это время он часто слышал из окон, с добавкой шипения трофейного патефона, залихватскую музыку со смешными словами песенки «Эх моль, моль, вредная букашка, моль, моль, хитрая канашка». То, что моль хитрая и вредная, ему понравилось и прозвище перестало обижать или раздражать.

Почти уже размеренная и спокойная жизнь Витька закончилась, когда отцу, как фронтовику, наконец дали отдельную квартиру в таком же доме-колодце, но почти в центре Китежграда, недалеко от Центрального вокзала. Две малюсенькие комнатушки, такая же крохотная кухонька и туалет с ванной показались маме Свете верхом роскоши , и она вдруг стала даже ласковой. Так в награду за помощь Витька при переноске нехитрого скарба в заводской грузовик и выгрузке его в новую квартиру, она ,в первое после переезда воскресение, повела Витька в цирк. Ехать в душном автобусе пришлось долго, а потом ещё и идти довольно далеко до цветного шатра, окружённого вагончиками и клетками, но представление стоило того. Витёк никогда не был даже в зоопарке, хотя жил в довольно большом городе до переезда в Китежград. Лошади, собаки, кошки, ну и та крыса были немногочисленными представителями животного мира, знакомыми ему. В книжках и учебниках он, конечно, видел и слона и мартышку и медведя с волком, но увидеть их живьём, да ещё такими артистами, Витёк не ожидал. «Надо же, оказывается и слона можно заставить танцевать и медведя крутить кольца, если захотеть. А людей можно так заставить ? » – размышлял Витёк на обратном пути, не замечая давки и ругани в тесноте автобуса. Мама Света даже забеспокоилась не заболел ли он и пощупала ему лоб, не понимая причину его молчания и хмурого вида. Дома Витёк задал мучивший его вопрос отцу и тот сначала с удивлением вскинул на него глаза, а потом с тяжёлым вздохом ответил :

– Человека и не так выдрессировать можно. А ещё его можно заставить сделать всё что угодно, если нащупать его слабину. Но тебе об этом рано думать. Надеюсь, что ты никогда не узнаешь, как и почему человек превращается в тупое и злобное животное. Ты лучше расскажи, что вы в цирке видели.

Витёк с удовольствием начал делиться впечатлениями, и сам не заметил как стал показывать и слона, и собачек, и мартышек, и медведя, и клоунов, вызывая заливистый визгливый хохот у мамы Светы и весёлую усмешку на всегда хмуром лице отца. Потом они вместе пили чай, празднуя новоселье, но когда пришло время сна, и он удалился в выделенную ему комнату, то ещё долго сидел у окна, глядя через мутное стекло на ночное небо и думал над словами отца. Он повторял их, как будто учил наизусть, видимо предчувствуя, что сделает всё, что бы увидеть, во что можно превратить человека и использовать эту дрессировку себе на пользу. Тогда, правда, Витёк решил, что выдрессировать можно любого человека. В свои двенадцать лет он хотел заставить бояться его Пашку из старой квартиры да Михася из их нового дома, задиравшего его с первого дня, других врагов у него тогда не было.

Тишь да гладь в их семье после переезда продержалась недолго. Мама Света, отскоблившая в их новой квартире всю чужую грязь, разместив нажитое в приглянувшихся ей местах, прискучала. В старой квартире было с кем и посплетничать и поругаться, а здесь под рукой был только Витёк, который всегда молча сносил и оскорбления, и придирки, и тычки со шлепками. Мама Света пошла затевать скандалы во двор. Наверное из-за неё дворовые парни вдруг обратили усиленное внимание на Витька, который не торопился навязываться к ним в друзья. Ему уже шёл тринадцатый год, но тщедушное малорослое тельце с ручками-веточками и ножками-палочками, не торопилось обрастать ни мускулами, ни жирком.

Витёк, помня свою встречу с крысой, всегда и везде пробегал нижнюю площадку любого подъезда бегом, а уж спуститься в подвал он не согласился бы ни за какие коврижки. Как этот его страх угадал Михасик, верховодивший дворовой командой верзила с наколотыми на пальцах кривыми рисунками, изображающими перстни, Витёк не стал выяснять и через много лет, когда уже от него зависело то,что станется с его обидчиком из детства.

Возможно подвал был единственным удобным местом для расправы над выбранной на этот вечер жертвой, но когда Витёк возвращался домой с прогулки, его уже ждали. Михасик со скучающим видом курил, прислонившись к стене дома у соседней двери, ведущей в другой подъезд, недалеко сидели ещё двое из его дружков , и Витёк быстро открыл входную дверь своего подъезда с намерением рвануть вверх по лестнице, но был схвачен караулившими его внутри. Сзади грубо подпихнули и Витька обдало душный вонью гнилых зубов и свежевыкуренной махорки. Ему заткнули рот вонючей тряпкой и куда-то потащили. Когда же он понял, что его тащат вниз по ступенькам в подвал, мочевой пузырь освободился сразу и один из державших его за ноги защипел зло:

–Михась, этот крысёныш обоссался со страху, весь рукав мне падла обмочил. Давай его привяжем где-нибудь, а то ещё и обсерется, все провоняем. Михась и пара его дружков хохотнула, но совет приняли и Витька, бессильно бьющегося, надрывно орущего без звука и задыхающегося, за руки и ноги привязали к трубам. Их было шестеро и трое курили, подсвечивая темноту подвала исключительно в районе их рож, которые расплывались в наполненных злыми слезами глазах Витька. Они недолго пошептались, но один из кодлы, брезгливо оттопыривая рукав старой кожанки, который, видимо, и пропитал ему Витёк своей мочой, сплюнул на пол, затоптал окурок ботинком и заявил, что с этого гадёныша достаточно будет того, что крысы отгрызут ему стручок, что бы людям прикид фартовый не поганил. Компания заржала дружно и, согласно кивнув, Михась повёл всех дружков наверх. Как только за ними захлопнулась дверь подвала, к темноте добавилась оглушающая тишина, которая длилась недолго, потому что скоро Витёк стал различать шорохи, цокот коготков и писк. Кто-то острыми коготками чиркнул его ногу снизу и штанина зашевелилась. Паника накрыла как огромная волна из которой уже не выплыть, не вдохнуть воздуха, и Витёк потерял сознание. Очнулся он в ванной, когда папа Витя опустил его в прохладноватую воду и его нос уловил характерный запах. Витя увидел в тазу его брюки, окрасившие воду в желтоватый цвет и всё понял, залившись краской стыда. От страха он не только обмочился, но и обгадился, и этот хмурый мужик, за почти два года ни разу не погладивший его по голове, не приласкавший, но дравший его без жалости за провинности, нес его бесчувственного и воняющего через весь подъезд, раздел, замочил обгаженные брюки и теперь собирался отмывать его от дерьма. Смешанные чувства стыда и благодарности не сразу позволили выдавить из себя искреннее «Спасибо, отец!». Он впервые так его назвал вслух и внутри вдруг стало хорошо и приятно, а рядом с этим неласковым и вечно хмурым мужиком надёжно и тепло, несмотря на прохладную воду, льющуюся из крана на него грязные ноги. Витёк сказал отцу что сам помоется и всё постирает, на что тот молча кивнул головой и вышел из ванной. А потом они пили чай вдвоём на кухне и отец, по просьбе Витька, рассказал как пошёл его искать, когда тот к условленному часу не вернулся с прогулки, как вытряс из соседского пацана правду и нашёл Витька в подвале, висящего без сознания на примотанных бельевыми верёвками руках и ногах, со шмыгающими по нему мышами, искавшими ,видимо, чем поживиться. Витёк с удивлением спросил:

– Крысы убежали, а мыши тебя не испугались?

– Какие крысы? Я не видел никаких крыс, чего им в нашем доме делать ? Крыса- животинка умная, она тёплые и сытные места осваивает. Они ближе к ресторанам да столовкам селятся, там в подземных коммуникациях и живут, а здесь голодно и холодно. – ответил отец, и Витёк мысленно одобрил его характеристику крысе.

На следующий вечер отец снова позвал Витька на кухню, пока мама Света устраивала очередные разборки с соседками на чердаке, где все хозяйки развешивали бельё на просушку, и сообщил, что договорился через знакомого с тренером по единоборствам и тот готов взять Витька к себе.

Витя испуганно ойкнул, но отец сказал спокойно, но твёрдо, что если он не хочет, чтобы его и дальше по жизни обижали все кому не лень, то надо научиться давать отпор так, что бы больше желания цепляться к нему у нападающего не появлялось. Потом отец задумался надолго, похоже вспоминая что-то своё и добавил, что каждый мужик должен уметь убить врага саперной лопаткой или даже кулаком, если больше ничего не окажется в руках.

– Правда, – добавил отец, вдруг весело подмигнув и хитро сощурив глаз, – если ты не хочешь каждый раз от страха валить в штаны, сын.