Помывка длилась дольше обычного. Люди устали за день: сказались утренние события и последовавшая за ними нехватка рабочих рук. Измотанные и злые, носильщики впервые за долгое время отказывались слушаться Торчеса, как ни старался он навести порядок. Четверка Дарси, чуть ли не единственная, медленно начала вечерний ритуал. Хун насыпал песка в «болтушку», Грюнер достал швабру и начал отскребать подсохшие помои от стенок чана. Железо было одним из тех материалов, которые ценились в Рэте превыше всего, и позволять ему гнить просто так — было недопустимым расточительством. Дарси работал второй щеткой, счищая грязь с повозки. Баф наклонял телегу на бок, чтобы было удобней. Дерево в Рэте хоть и не было таким дефицитом, но все же ценилось высоко. Песок неплохо отскребал доски. Воды для полноценного мытья, конечно же, не было. Она появлялась только тогда, когда шел дождь, а сегодня он так и не пролился. Запасы воды в городе были очень скудны. Если подумать, в Рэте был избыток лишь одного ресурса — людей.

— Пошевеливайтесь, шарховы тени, пошевеливайтесь, ребяточки вы мои! Ну, давайте, последний рывок на сегодня! Грента уже приготовила вам вкусный ужин. Мне по секрету шепнула повариха, что сегодня будут цыплячьи ножки! Ну! Вы же любите цыплячьи ножки! Что вы? Трудный день? Я понимаю, понимаю вас — действительно трудный! Очень! Очень трудный день! — концерт Торчеса продолжался, коротышка непрерывно бегал вокруг, хлопал по спинам, заглядывал в глаза, тряс за руки, правда, пока без особого результата.

Повозки и носилки хранились в небольшом сарае на окраине района Ремесленников. Местный плотник, вечно грустный, забитый мужичок, чинил приходящие в негодность орудия труда, менял колеса, оси, каркасы, ставил заплатки на днища. Сейчас он стоял в дверях своего дома, скрестив руки на груди и смотрел, как маленький толстенький человечек пытается расшевелить три десятка рассевшихся на небольшом дворике грязных и уставших мужчин. За загородкой, отделяющей дворик от улицы, проходили местные жители, становясь невольными зрителями происходящего. От этого Торч нервничал еще сильнее:

— Вы устали? Ну, конечно! Но надо, надо! Вспомните: ведь я же тоже был с вами: дядюшка Торчес был с вами все это время и тоже устал. Дарси — посмотрите! Грюнер, Хун… верзила — они тоже устали. Они устали, но они знают, что это необходимо! Чистить свои инструменты — это же… необходимо! Необходимо: иначе, с чем же вы будете работать, а? Что ты лыбишься, что ты лыбишься, скотская твоя морда?! Вставай! А ну, вставай, я тебе говорю, шархова задница! — Торчес попытался поднять одного из носильщиков, но добился только того, что запыхался, покраснел и потерял мысль, — Что ж вы, это… Фу… Что ж вы делаете-то, а? Скотские твари… Ребятушки мои. Шархи вы эдакие! Я ж для вас все, я ж для вас все! А вы…

— Ладно, народ, кончай расслабляться! — Дарси надоело наблюдать за потугами надсмотрщика и он вышел вперед со шваброй наперевес, — Лично я хочу жрать! Не знаю, как вы, а я очень хочу! Ножки, там, или нет, но если мы не пойдем есть, вряд ли завтра сможем взболтать хоть одну болтушку. Утром я не ел. Большинство из вас тоже не ели… Мы потеряли много товарищей, и теперь оставшимся придется туго. Но если мы не будем жрать или перестанем спать, станет совсем плохо. Вы это знаете. Так что хватит трамбовать задом грязь: сделаем дело и посмотрим, что приготовила для нас Грента. В конце концов, если там нет ничего вкусного, мы всегда сможем съесть Торчеса! Это же послужит общему делу, а, господин надсмотрщик?

Раздался дружный взрыв хохота. Даже плотник присоединился к веселью, улыбаясь из-под жиденьких усиков.

— Э, я не думаю, что… — Торчес замялся и отошел в сторону.

Работники поднимались с земли, постанывая распрямлялись, брали в руки швабры, ведра и шли за песком.

— Ну, вот, и хорошо. Вот и… — Торчес попятился с пути здоровенного носильщика, — Здорово! Ребятушки вы мои…

Надсмотрщик бросил долгий задумчивый взгляд на Дарси. Дабс, улыбаясь, кивнул в ответ и вернулся к телеге. Может, и не стоило подкалывать Торча, но он не смог отказать себе в удовольствии.