В следующий миг я был схвачен двумя «фараонами», и на меня надели наручники.
Полицейский советник надулся, как кочет на навозной куче.
— И часы? — Он вдруг взял в руку часы с помятым корпусом. — Бедняга Зотман был еще жив, когда вы обобрали его, или нет?
Я совершенно успокоился и твердым голосом дал показания для протокола:
— Часы сегодня утром мне подарил старьевщик Аарон Вассертрум.
Раздался взрыв громкого хохота, и я увидел, как косолапый фетровый ботик отплясывает веселый танец под бюро.
Мука
Под конвоем жандарма, державшего винтовку с примкнутым штыком, я шел в наручниках по городу, озаренному вечерними огнями.
Уличные мальчишки горланящей гурьбой стискивали нас с обеих сторон, женщины распахивали окна и, грозно потрясая поварешками, бросали мне в спину проклятья.
Уже издалека я увидел громоздкий каменный куб здания суда с надписью на фронтоне:
КАРАЮЩИЙ МЕЧ ПРАВОСУДИЯ –
ЗАЩИТНИК ВСЕХ ЧЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ
Потом меня встретили гигантские ворота и вестибюль, где отдавало кухонным зловонием.
Бородатый мужчина с саблей на боку, босоногий, в форменном мундире и фуражке, в длинных кальсонах, связанных тесемками над лодыжками, встал, отставил в сторону кофейную мельницу, которую он зажимал меж колен, и приказал мне раздеться.
Затем он обыскал мои карманы, вытащил все, что в них было, и спросил, нет ли у меня паразитов.
Услышав отрицательный ответ, он снял с моего пальца перстень и сказал, что все в порядке, можно одеваться.
Меня повели наверх через этажи и коридоры, где в оконных нишах поодиночке стояли большие серые ящики под замком.
Железные двери с засовами и небольшими зарешеченными оконцами в них — а над каждым шипело газовое пламя — тянулись вдоль стены сплошными рядами. По-солдатски выглядевший ражий тюремный надзиратель — первое честное лицо за последний час — отодвинул засов на одной из дверей, втолкнул меня в темную, похожую на шкаф, отдающую помойкой конуру, и запер в ней.
Я оказался в полной темноте и ощупью продвинул ногу. Колено ударилось о железную парашу.
Наконец я пошарил по двери и нащупал ручку — предбанник был так тесен, что я едва мог повернуться, — и попал в камеру.