Также человека может тревожить не сам факт, что он умрет, а то, что он не знает, когда именно, и что жизнь может оказаться слишком короткой. Но жизнь любого человека бесконечно коротка по сравнению с вечностью. Счастье же измеряется не временем, а совершенством. Если человек достиг высшего блаженства, то он в этом становится равным богам, живущим бесконечно долго. В некотором смысле мудрец тем самым приобщается к вечности и бессмертию.
Хотя эпикурейцев упрекали в пренебрежении социальными и политическими проблемами и даже в сознательном эскапизме, у них была своеобразная социальная теория. Для эпикурейцев главным было малое общество, союз друзей, а не полис или империя. Хотя целью дружбы также является наслаждение, это наслаждение состоит не в выгоде, а в радости от духовного общения. Изначально отношения могут завязываться ради пользы: «нужно, чтобы что-нибудь ей положило начало (ведь и в землю мы бросаем семена), но потом она уже держится на том, что вся полнота наслаждения у друзей – общая»[12]. Эпикуреец испытывает удовольствие, когда делает благодеяние другу, а не когда получает. Ради друга он готов терпеть страдания и даже пойти на смерть.
Вместе с тем эпикурейцы вырабатывают и принципы жизни в большом социуме, из которых главный – «живи неприметно». В превратностях имперской политики нужно искать свой Сад, круг друзей.
Также Эпикур высоко ценит общественный договор, положенный в основу общества: не делать вреда и не претерпевать вреда. Этот принцип не тягостен мудрецу, поскольку он и так не желает никому вредить, но в той или иной степени защищает его от вреда со стороны других людей.
Эпикуреец Филодем позже сформулировал этику в виде тетрафармакоса, четырехчастного лекарства:
Огонь и камень: судьба учения Эпикура
Сложилось так, что образ Эпикура стал жить своей жизнью отдельно от его учения и, по большей части, вопреки ему, что создает определенные сложности для читателя: Эпикур как бы двоится. Легенду об Эпикуре стали сочинять его недоброжелатели и конкуренты еще при его жизни, видя, как растет его популярность. Пожалуй, ни одних из философов не заслужил так несправедливо столь дурной славы, как Эпикур. Слово «эпикуреец» на протяжении веков было синонимом безбожника, эгоиста, эскаписта, сибарита, материалиста, человека, полностью погруженного в чувственные удовольствия. Противники Эпикура распускали о нем разнообразные слухи – что он страдал от обжорства, его дважды в день рвало с перекорма, был невоздержан… Ходило 50 писем непристойного содержания, приписываемых ему.
Негативное отношение к Эпикуру усугублялось по мере того, как после его смерти стал складываться и распространяться культ, подобный религиозному. Эпикуреизм стал распространяться не только в виде идей, но и в виде портретов, изображений на чашах, которые могли использоваться как предметы культа. На современном языке это можно было бы назвать мемами или медиавирусами – информацией, распространяющейся при помощи ярких визуально-вербальных образов. Примером такого мема может служить серебряная чаша для вина в форме небольшого модиуса, найденная при раскопках римской виллы Боскореале, расположенной неподалеку от города Помпеи и уничтоженной при знаменитом извержении Везувия в 79 году. На этой чаше изображены античные философы в виде скелетов; один из них представляет Эпикура. Он тянется к блюду, лежащему на трехногом столе, над которым написано изречение τὸ τέλος ἡδονή («цель – наслаждение»), а у его ног изображается поросенок на задних лапах, тянущийся к этому же блюду. Поросенок – образ, который с эпикурейцами связывали их противники; Гораций писал: «
Помимо упреков в безнравственном поведении Эпикуру выдвигались и другие обвинения. Распространено было мнение о заимствованиях и эклектизме. Физику он якобы украл у Демокрита, а этику у Аристиппа. Писатель и политик Плутарх из Херонеи в антиэпикуровском сочинении «Колот» подробно сравнивает Эпикура с Демокритом, Эмпедоклом, Парменидом, Платоном, Сократом и другими философами и приходит к выводу, что Эпикур заимствовал у них все ложное, но не понял истинного. Это мнение затем неоднократно воспроизводилось на протяжении веков; даже в XVII веке Лейбниц повторяет характеристику Эпикура как «неспособного заимствовать лучшее».
Некоторых апологетов былых римских доблестей возмущала аполитичная позиция эпикурейцев. Тому же Плутарху принадлежит ряд полемических сочинений против эпикурейства. В трактате, оспаривающем один из главных этических принципов эпикурейства «Хорошо ли сказано: «Живи незаметно?»», он писал: «Если бы Фемистокл скрывал свою жизнь от афинян, Камилл – от римлян, Платон – от Диона, то ни Эллада не одолела бы Ксеркса, ни город Рим не сохранил бы своего существования, ни Сицилия не была бы освобождена. Подобно тому, как свет делает нас друг для друга не только заметными, но и полезными, так, думается мне, известность доставляет добродетели не только славу, но и случай проявить себя на деле»[14]. Также в других трактатах – «Против Колота» (имеется в виду эпикуреец Колот из Лампсака) и «О том, что, следуя Эпикуру, невозможно жить счастливо» – Плутарх в противовес эпикурейской позиции обосновывает тезис «Хорошо жить – значит жить общественной жизнью».
Особенно негативное отношение к эпикуреизму было у христианских мыслителей. Уже в «Деяниях апостолов» изображается спор Павла с эпикурейцами (17, 16–18). Христианские мыслители охотно повторяли те обвинения, которые высказывали античные противники эпикурейцев. Августин изображает Эпикура в крайне комическом виде – как старика, ухлестывающего за служанками, заменяя пустоту темнотой: «…этот любитель роскоши, дозволивший атомам, как бы молодым служанкам (т. е. маленьким тельцам, которые он, наслаждаясь, ловил во мраке), не держаться своего пути, а уклоняться то туда, то сюда весьма произвольно, расточил через тяжбы все родовое имущество»[15].
Однако негативное отношение было вызвано не столько якобы развратным поведением эпикурейцев, сколько тем, что они отрицали бессмертие души. Именно это было абсолютно неприемлемым. Христианские клише емко и точно подытожил Данте в «Аде»:
Вместе с тем некоторые просвещенные христиане, считавшие эллинскую философию ступенькой к Христу, отмечали и положительные черты эпикуреизма: Климент Александрийский одобрительно относился к учению о познании, согласно которому вера (если быть точным, уверенность) есть предвосхищение рассудочного суждения, а, следовательно, никакое познание вообще не может быть без веры. Описывая различные удовольствия, необходимые и обходимые, естественные и неестественные, Иоанн Дамаскин воспроизводит схему Эпикура. А Августин вообще утверждал, что философию Эпикура можно признать наилучшей, если только согласиться с тем, что душа смертна.
Однако, несмотря на противодействие оппонентов, не чуждавшихся даже клеветы, влияние Эпикура ширилось. Согласно Диогену Лаэртскому, число его учеников «не измерить и целыми городами, и все ученики, прикованные к его учению словно песнями Сирен (кроме одного лишь Метродора Стратоникейского, который перебежал к Карнеаду едва ли не оттого, что тяготился безмерной добротою своего наставника)…»[17] Эпикурейцы старались во всем следовать доктрине своего учителя и редко привносили в эпикуреизм что-то свое, и то не целенаправленно. Зато они сохранили учение Эпикура, многочисленные труды которого, кроме нескольких писем и сборников цитат, были утрачены. Так, в Геркулануме Филодем из Гадары создал эпикурейский кружок и собрал богатую библиотеку. Но эти тексты были уничтожены и парадоксальным образом вместе с тем сохранены извержением Везувия в 79 году в виде обгоревших свитков, напоминающих кривые поленья, коими их и сочли первые изыскатели. А в малоазийском городе Эноанда последователь Эпикура Диоген велел высечь тексты эпикурейской школы на огромной каменной стене. Этот памятник эпикурейской мысли был уничтожен другой стихией, землетрясением, и ученые до сих пор собирают из крошечных камней слова и строки.
Почитавший Эпикура, нашедшего лекарство от страха, выше Цереры, подарившей людям обработку земли, и выше Либера (Вакха), научившего людей земледелию, латинский поэт Лукреций создал поэму «О природе вещей», в которой наиболее полно изложен эпикуреизм. Излагают эпикурейское учение и мыслители, не бывшие его сторонниками. Цицерон претендовал на то, что его изложение полнее, чем сочинения приверженцев, и описал в трактате «О пределах блага» своего друга, эпикурейца Луция Манлия Торквата. Некоторые важные идеи Эпикура излагает скептик Секст Эмпирик. А стоик Сенека, друживший с эпикурейцем Ауфидием Бассом, в «Письмах к Луцилию» приводит почти 50 «прекрасных, полезных и целительных» изречений «сорванных в чужих (то есть эпикурейских) садах».
Диоген из Эноанды: один дом – мир
Эпикур стал одним из наиболее популярных философов, к идеям которого обращались люди в различные времена. Однако и тексты самого Эпикура, и его последователей, и различные изложения можно уместить всего лишь в одну книгу. Восприятие Эпикура менялось. Долгое время его воспринимали как создателя довольно простой этической доктрины. Даже Гегель в своих «Лекциях по истории философии» полагал, что «мы… достаточно знаем о его учении, чтобы быть в состоянии правильно судить о нем в целом»[18], и даже совершенно серьезно молил богов, чтобы не нашлись и остальные произведения Эпикура. Будучи уверенным в том, что в целом ему философия Эпикура ясна, он часто снисходительно относился к тем или иным идеям эпикурейства: «Но мы не желаем дольше останавливаться на рассмотрении таких пустых слов и бессодержательных представлений. Мы не можем питать уважения к философским мыслям Эпикура, или, вернее, эти его соображения вовсе и не представляют собою мыслей».
Но постепенно на первый план выходили многочисленные противоречия и загадки эпикурейства. В XX веке историки философии скорее концентрировали внимание на темных местах, на лакунах эпикурейства. Возможно ли надеяться, что появятся новые источники, которые могут помочь нам лучше понять Эпикура?
В настоящее время современные технологии помогают ученым обнаруживать новые тексты, которые, казалось бы, навсегда утрачены. Значительная часть обширной библиотеки Филодема, похороненной под пеплом Везувия, сохранилась в виде обгоревших свитков, которые были сначала приняты за дрова и которые, казалось, были обречены остаться непрочитанными. Некоторую часть удалось прочитать при помощи специальной машины, созданной в конце XVIII в. Антонио Пьяджио, которая разворачивала свитки по несколько миллиметров в день. Однако многие из них не поддавались такой процедуре. Современные ученые начали изучать плохо сохранившиеся фрагменты при помощи гиперспектрального анализа, а в 2017 году спекшиеся свитки подвергли рентгеновской фазово-контрастной томографии. Томография делает виртуальные срезы свитка, на которых проступают полоски от букв, затем из этих полосок можно сложить буквы при помощи компьютерного 3D-моделирования.
Библиотека Филодема, состоящая из папирусных свитков, чудом уцелела в огне вулканического извержения. Другой последователь Эпикура, Диоген, живший во II в. в ликийском городе Эноанда, планировал навечно сохранить «спасительное лекарство» для потомков в камне: он создал площадь с портиком, на стенах которого были выбиты эпикурейские тексты. Однако по иронии истории свитки сохранились в огне Везувия, а каменные книги не уцелели: землетрясения и хозяйственная деятельность людей разрушили замысел Диогена.