Итак, прежде всего, Геродот, следует понять то, что стоит за словами, чтобы можно было свести к ним для обсуждения все наши мнения, разыскания, недоумения, чтобы в бесконечных объяснениях не оставались они необсужденными, а слова (38) не были пустыми. В самом деле, если только мы хотим свести к чему-то наши разыскания, недоумения, мнения, то нам необходимо при каждом слове видеть его первое значение, не нуждающееся в доказательстве. И затем мы должны во всем держаться ощущений, держаться наличных бросков мысли или любого иного критерия, держаться испытываемых нами претерпеваний – и это даст нам средства судить об ожидающем и неясном. А уже разобравшись с этим, следует переходить к рассмотрению неясного.

Прежде всего: ничто не возникает из несуществующего, – иначе все возникало бы из всего, не нуждаясь ни в каких (39) семенах. И если бы исчезающее разрушалось в несуществующее, все давно бы уже погибло, ибо то, что получается от разрушения, не существовало бы. Какова Вселенная теперь, такова она вечно была и вечно будет, потому что изменяться ей не во что, – ибо, кроме Вселенной, нет ничего, что могло бы войти в нее, внеся изменение.

«Из ничего ничего не возникает» – это одна из главных аксиом античной философии, которая будет затем оспариваться в средневековой философии, признающей сотворение из ничего. Однако Эпикур стремится обосновать это положение, исходя из наблюдения за порождением. Доводы Эпикура излагаются в первой книге «О природе» Лукреция: если бы все существа рождались из ничего без семян, то тогда бы животные не порождались животными того же вида, а могли самопроизвольно возникать из чего угодно, например, с неба сыпался бы крупный и мелкий скот, а на деревьях вырастали бы любые плоды. Равным образом животные умирали бы внезапно без какой-либо причины. Без программы, заложенной в семени, различные процессы в живых организмах происходили бы не в определенном порядке, а как угодно, роза распускалась бы зимой, младенцы вдруг превращались в юношей, организмы не имели бы определенной меры, а могли бы быть неопределенно большими или долгоживущими. Наконец, тот факт, что обработанная земля дает лучшие плоды, свидетельствует, что в земле находятся семена, пробуждаемые пахотой, в противном случае необработанная земля сама бы давала какие угодно плоды.

Далее // это он говорит и в начале «Большого обзора», и в I книге «О природе» //, Вселенная есть [тела и пустота]. Что существуют тела, это всюду подтверждает наше ощущение, на которое, как сказано, неизбежно должно опираться наше (40) рассуждение о неясном; а если бы не существовало того, что мы называем пустотой, простором или неосязаемой природой, то телам не было бы где двигаться и сквозь что двигаться, – между тем как очевидно, что они движутся. Помимо же тел и пустоты, ни постижением, ни сравнением с постигаемым нельзя помыслить никакого иного самостоятельного естества, а только случайные или неслучайные свойства таковых.

Далее // это он повторяет и в I, XIV и XV книгах «О природе», и в «Большом обзоре» //, иные из тел суть сложные, (41) а иные – такие, из которых составлены сложные. Эти последние суть атомы, неделимые и неизменяемые. В самом деле, не всему, что есть, предстоит разрушиться в небытие: иное настолько крепко, что выстоит и в разложении сложностей благодаря природной своей плотности и потому, что разлагаться ему не с чего и невозможно. Стало быть, начала по природе своей могут быть лишь телесны и неделимы.

Далее, Вселенная беспредельна. В самом деле, что имеет предел, то имеет край; а край – это то, на что можно смотреть со стороны; стало быть, края Вселенная не имеет, а значит, и предела не имеет. А что не имеет предела, то беспредельно и неограниченно.