Очень быстро вернулся Прохор с полным чайником в одной руке и неуставным узелком в другой. Вынул из карманов мундира две стопки толстого зеленого стекла и две вилки. В узелке оказался горшок с солеными маслятами. Писарь наполнил стопки из чайника:
– Выпьем, пане генерал! Надо выпить.
Глухо звякнуло стекло. Гданьская водка мягко потекла в желудок, позволяя хотя бы согреться.
– Еще по одной. Полегчало?
Айзенвальд кивнул и, рассеянно ловя в горшочке ускользающий гриб, спросил:
– А что такое Гонитва?
– Стервозная девка, – писарь расчесал пальцами бакенбарду. – Гонитва, пан Генрих? Се такая легенда про неупокоенных мертвых, стражу
– Ты их сам-то видел?
– Нет, Бог миловал. Но другие видели. Вот как вас вижу, к примеру. Да Гонитва везде есть, только зовется по-разному: Дикая Охота, Дикий Гон… Только в немц
– А здесь – по делу? – Айзенвальд бесшабашно тряхнул головой.
– Выходит, так.
– Гонитва, гонцы… шутник был, кто их так похоже назвал.
Прохор Феагнеевич опрокинул еще стопку, глубоко вздохнул:
– А не двинуть ли нам наверх? Холодно…
Генрих послушно поднялся.
– А вот ты, как человек пожилой, много повидавший, что думаешь? Не могут ли выдавать себя за Гонитву партизаны?
Писарь разронял из-под мышки допросные листы, крякнул и, поставив чайник с горшком на ступеньку, долго ползал на коленях, собирая.
– Нет, ну, пан посолец, – хрюкал он, – были бы в лесу или там на болоте партизаны – была б к ним тропинка натоптана. Не святым же духом они питаются; опять же, одежда нужна, сапоги… А мелкие загоны такого шороха бы не наделали! Хотя есть они, как не быть… Так какие приказания будут?