Юля широко распахнула рот:

– Свинья! Я буду жаловаться! Мне даже сесть не предложили!

– Паненка не понимает, куда попала, – с бесцветной интонацией произнес Айзенвальд. – Это блау-рота.

И с немалым удовольствием заметил, как дрогнул розовый ротик, готовящийся извергнуть очередную порцию брани.

– Ой!…

– Совершенно верно, панна… – генерал сделал вид, что вчитывается в бумаги, – Легнич Юлия Вацлавовна. Будем говорить?

– Я ничего не делала!

– Да? – саркастически переспросил он. Неспеша перебрал документы на столе.

Юлька топнула сапожком:

– Да!!

– Прекратите кричать и сядьте.

– В чем меня обвиняют? Эта стерва Антося…

– Интересно. Как давно вы встречались с сестрой?

– Месяц. Или два… – Юля покусала губы. – Я за нее не отвечаю!

– Конечно, нет, – утешил Айзенвальд. – Я вызвал вас по совсем другому делу. Панна Легнич Юлия Вацлавовна, вы обвиняетесь в совращении шеневальдского боевого офицера… м-м… Батурина Никиты Михайловича в пользу антиправительственной подрывной организации. Ваши родители были расстреляны, как мятежники?!

– Да. То есть, я маленькая была.

– Это не имеет значения. Вы признаете вину?

– И что? – подбоченилась Юля. – Мы с Китом любим друг друга… при чем тут мятеж? И не зовите меня "Легнич"! Это вульгарно.

– Очень хорошо, – Айзенвальд с шумом отодвинул бумаги. – Подтвержденное при свидетелях прелюбодеяние. Даже за недоказанностью участия в заговоре самое меньшее: публичное костельное покаяние и насильственный постриг. Либо: конфискация вида на жительство и полицейская регистрация в качестве публичной женщины с определением в один из домов терпимости. Либо: тюремное заключение сроком до…

Паненка побагровела: