Вторая, смутная Антя, росточком повыше и станом стройнее, шикнула. Метнулись две черные тощие косы.

– Девочка с косой, витязь молодой… – пропело вредное создание и отскочило. Дождик достался Алесю.

– Простите, ради Бога, – девушка усердно вытирала ему лицо. Болеть резко переставало нравиться.

– Где я? – спросил Алесь банально. Ничего другого в голову не пришло. Конечно, можно было схватиться за тонкую – почему-то мыслилось, тонкую – кисть с душераздирающим стоном: – Пи-ить…

Но такое казалось еще глупее.

– Антя, ты что, язык проглотила?

– Замолчи, Юлька! Простите, паныч, она у меня глупышка.

"Глупышка" возмущенно фыркнула и, шелестя юбками, удалилась в угол зализывать обиду. Или измышлять гадость, что, судя по ее манерам, было вернее.

– Это фольварк "Воля", паныч. Лежите.

– Если вы будете сидеть рядом, – пробормотал Алесь. Как ни странно, Антя послушалась.

– Воля… – он подергал мокрый ворот. – Это же кладбище.

– Антя, – подала голос Юлька, – я тебе говорила, не дело его в дом брать.

– Стихни. Поторопи Бирутку с обедом.

– Скорее, с ужином! – фыркнула Юлька и злонамеренно хлопнула дверью.

– Совсем от рук отбилась, – вздохнула Антя скорбно. Накинула на голову темный, старушечий, платок. Ведрич подавил желание содрать его к чертовой матери. Поежился – ощутимо дуло от окна. Девушка заметила его движение, встала, задернула шторы. Каждое движение ее было естественным и грациозным, и Алесь понял, что любуется ею.

– Вас нашел… один человек нашел. И принес сюда.

Слова выговорились неохотно. А Ведрич понял, что ненавидит этого человека. Заранее. Безо всяких оснований. Хотя бы потому, что тот встретился с Антей раньше его самого.

– Я…

Антося перехватила его руку, уложила на одеяло:

– Я знаю. Вы бредили.