– М-м-м… – Я бы не стала так превозносить свои актерские способности, а еще я немного удивлена, что маркиза, которая, как известно, очень щепетильна в выборе актеров, решила даровать эту роль мне. Но как бы там ни было, будет весело, я рада оказаться подальше от Аделаиды и ее злющих фрейлин.

– «Случайно, о госпожа, случайно я оказалась здесь и начала беседу», – читаю я сценарий. Какие глупые фразы! По крайней мере, это балет. Окружающие всегда делали комплименты моей изящной походке.

Тетушка получает от Аржансона письмо с новостями из Версаля.

– И как там ваш любовник? – спрашиваю я. Тетушка всегда говорит, что заносчивость меня погубит, но что такое заносчивость, если не правда, сказанная прямо, уверенно и недвусмысленно?

– Ты очень проницательна, моя дорогая Розалия, и я полагаю, что ты заметила, как изменилось ко мне отношение месье графа, – с хитрой улыбкой отвечает Элизабет, имея в виду Аржансона.

Мне противно даже думать о них вместе: тетушка слишком стара, но она уверяет, что их связь поможет в нашем небольшом дельце: Аржансон – один из самых заклятых врагов маркизы, и он будет держать нас в курсе всех передвижений короля.

– Заручившись его поддержкой, – ликует она, – мы вряд ли проиграем. Но, дорогая моя, не забывай хранить тайну. Маркиза не должна даже подозревать, что мы с дорогим Марком что-то затеваем.

– Ей ни за что не догадаться, – бормочу я.

Сама мысль об этом абсурдна. Не могу понять, зачем такой влиятельный мужчина, как граф д’Аржансон, оказывает знаки внимания старушке Элизабет. У нее толстые, обвислые щеки, а когда она смеется, они дрожат, как ванильный крем, в который добавили слишком много молока.

– Я верю, что эта связь делает меня самой могущественной женщиной во Франции! – радостно восклицает тетушка.

– Вынуждена не согласиться; это место все еще занимает маркиза. – К сожалению. Я начинаю проявлять нетерпение из-за того, как продвигаются мои ухаживания с королем; несомненно, между нами существует легкий флирт, но ничего существенного пока не произошло.

Граф д’Аржансон приезжает в Бельвю вместе с королем; через несколько дней должна состояться премьера. Элизабет воркует и хихикает с Аржансоном, при этом выглядит откровенно смешно и похожа на девочку в слишком тесном платье персикового цвета, с цветами в волосах. На мой взгляд, женщины старше тридцати пяти не должны носить цветы, а тетушке уже сорок шесть! И она должна была подарить это платье мне, потому что персиковый – мой любимый цвет. В прошлом месяце умер мой отец – я должна скорбеть из приличия, но, честно говоря, я почти его не знала – и оставленное им состояние оказалось гораздо скромнее, чем мы с матушкой рассчитывали. Не говоря уже о семье моего супруга; несомненно, Франсуа очень рассчитывал на мое приданое. А теперь денег внезапно катастрофически стало не хватать.

Нахмурившись, я возвращаюсь к пьесе.

– Не хмурься, милая, тебе не идет, а то скоро появятся морщинки, как у старины Марка. – Элизабет восхищенно ласкает лицо Аржансона, а я восхищаюсь стальным стержнем, который, по всей вероятности, есть внутри у этого человека. Он и глазом не моргнет, но я замечаю, как его взгляд скользит к моему декольте. Я поправляю корсет, устраиваю одну грудь повыше, улыбаюсь ему и вновь возвращаюсь к пьесе.

– «Случайно. О, клянусь, случайно! И пройдемте в мои покои!» Кто так говорит? Почему нельзя поставить что-то современное? Вольтера или Мариво? – Я с отвращением швыряю текст. Глупая, глупая идея, хотя мне и нравится костюм, который для меня приготовили: бледно-голубое платье из тончайшего муслина. По-моему, если добавить корсет и, возможно, новые рукава, получится великолепное летнее платье.

Вечер премьеры приближается, я нервничаю все больше. Я настолько обеспокоена, что позволила себе отвлечься с одним из лакеев герцога д’Эйена. Нас застает тетушка и бьет меня по лицу сложенным веером, приговаривая, что мне еще следует радоваться, что она не расскажет об этом ни Аржансону, ни Стенвилю. Она называет меня гончей, у которой постоянная течка, и замыкает меня в наших покоях.

Вечером в день премьеры я выпиваю почти целую бутылку шампанского, чтобы успокоить нервы. Вечер – настоящая катастрофа: два музыканта из оркестра заболели, и увертюра звучит фальшиво; король четыре раза зевает; граф де Турен забывает в нужное время вынести набитую утку; да и маркиза выглядит не лучшим образом. В последний момент пропадает ее платье (должно быть, к этому приложила руку тетушка), и ей пришлось заменить его на отделанный рюшем розовый костюм, который смотрится на ней довольно глупо. По крайней мере, вина за этот ужасный вечер будет лежать не на мне. Я решаю, что в будущем я оставлю игру на сцене для хвастунов из низшего класса, которые в этом искусстве мастера.

Только представьте меня, правнучку великого маршала Франции, на сцене! Я думаю, что чувствую себя неуютно из-за своего происхождения, а не из-за отсутствия таланта.