– Но, сир, Париж – столица нашей великой страны, народ должен видеть своего короля. Как некогда сказал один из ваших прославленных предков: «Мы себе не принадлежим».
– Нет.
Тишину в комнате нарушает жужжание тщетно бьющейся о стекло осы. Я раздраженно киваю лакею, и мы молча наблюдаем, как он пытается убить насекомое. В конце концов он сбивает осу метким ударом трости с кисточкой.
Луи поворачивается ко мне.
– А как же тогда мы доберемся в Компьень? – спрашивает он, имея в виду одно из своих любимых летних угодий для охоты.
– Дорогой мой, считается, что добраться в Компьень можно только через Париж. – Я вижу, что король крайне возбужден, и не хочу, чтобы он потом пожалел о сказанном. Луи и так уже слишком далек от своего народа, наверное, отдалился больше, чем любой другой монарх до него.
– Мы построим дорогу, дорогу в объезд Парижа, – заявляет Луи, злясь, как избалованный ребенок. – Да, именно так мы и поступим. И тем сократим время поездки из Версаля в Компьень. Как удачно!
– Но расходы… – тут же предостерегает Машо. – Когда все и так недовольно шепчутся из-за расточительности, которая окружает нас в последнее время…
– Расходы ничто в сравнении с возмущением, которое я испытал. Ирод! Они назвали меня Иродом!
Луи встает, вновь меряет шагами комнату в поисках чего-то – чего угодно, – лишь бы выплеснуть свой гнев. Он выталкивает лакея из алькова у окна, стоит, глядя на заснеженный сад. И я понимаю, что за этим гневом и раздражением скрываются грусть и тоска. Когда-то народ называл Людовика Возлюбленным, а теперь, не прошло и шести лет, его называют Людовик Ненавистный.
От настоятельницы Маргариты
Успенский монастырь, улица Сен-Оноре, Париж
1 апреля 1750 года
Многоуважаемая маркиза Помпадур!
Примите мой поклон, мадам. Ваша дочь прекрасно устроилась, комната меблирована, как и предусматривалось, и повар получил четкие указания. Обычно мы не разрешаем оставлять мягкие игрушки, поскольку Господь запрещает сотворять кумиров, но ягненок – священное животное, по святости с ними могут сравниться только голуби. Мы почистили игрушку, и один глаз выпал, но как только глаз пришили на место, Ваша дочь перестала рыдать.
Как Вы и велели, ее называют мадам Александрин. Одна из юных монахинь пожаловалась, уверяя, что подобное обращение к маленькой девочке следует приберечь для особ королевской семьи. Только представьте себе, мадам, как она была наказана за свою дерзость. Следуя Вашим указаниям, мы также учли, что только избранные наши послушницы могут быть ее подругами в играх. Ее образованием займется сестра Анна, из семьи Ноай, – более достойного учителя трудно и представить.
Она научит ее читать и писать, и я уверена, что вскоре Ваша дочь сама сможет написать своей любимой матушке письмо.
Остаюсь, мадам, Вашей преданной слугой перед Богом,
Глава двадцать девятая
К счастью, наступает лето, и я приглашаю Луи в свой новый замок в Бельвю. Это первый замок, который я возвела с нуля, первый, который по-настоящему принадлежит мне. Он станет нашим идеальным убежищем, подальше от придворных тревог, подальше даже от Шуази, который всегда меня отравлял. И Креси: даже если сам Буше перекрасил панели, я все-таки знаю, чьи привидения и какие страдания видели стены под этой побелкой.