На следующее утро я решаю, что пора брать в руки меч и выходить на тропу войны.

– Мадам маркиза! – восклицает Морпа и даже привстает от удивления, отпускает двух своих собеседников.

На письменном столе у него стоит огромная ваза с цветущими белыми гортензиями. Сейчас эти нарядные цветы кажутся мне вульгарными. Я сажусь без приглашения, он тоже опускается в свое кресло.

– Какой приятный сюрприз, мадам. – Еще никогда я так не ненавидела этот его высокий, гнусавый голос. – Вам стоит лишь выразить свое желание видеть меня, как я немедля…

– Когда вы найдете автора вот этого памфлета? – Я швыряю ему на стол записку. Он читает ее, театрально хмуря брови. Я с отвращением взираю на его горчичный сюртук – прошлогодний фасон, на его криво надетый парик, из-под которого выглядывают засаленные пряди черных волос.

– Какая низость. Неслыханная низость. Мы должны докопаться до сути, и чем скорее… Но эти рифмоплеты… – Он безнадежно машет рукой. Какой же лицемер! Быть может, он даже лучше актер, чем я актриса. – Но в остальном можете на меня положиться: как только я получу ответ, немедля доложу королю.

Нет, довольно!

– Похоже, вы пренебрежительно относитесь к любовницам короля, месье. Не принимаете их всерьез. Я давно это замечаю.

Мы меряем друг друга взглядами: все притворство, чтобы сохранить лицо, отброшено. Это пугает, бодрит, кажется таким настоящим.

– Вы ошибаетесь, мадам! Я всегда уважал любовниц Его Величества, к какому бы сословию они ни принадлежали.

– Не вижу смысла в продолжении беседы. – Мне хочется швырнуть в него вазу с гортензиями, чтобы посмотреть, как влажные цветы падают с его головы. – Но этот двор слишком тесен, поэтому скоро грядут перемены.

– Мадам, вы переутомились. Я искренне надеюсь, что вы больше не страдаете от… недомоганий. – Он усмехается, елейная учтивость возвращается, чтобы скрыть исполненные ненависти слова.

Слухи о нашей встрече быстро разносятся по двору, и его приспешники начинают рядиться в белое – идиоты, – в то время как те, кто открыто заявляет о дружбе со мной, воздерживается от этого цвета и всех его оттенков, даже выбирая цвет носков. Я приятно тронута, увидев, что герцог д’Эйен надел оранжевые шелковые чулки, которые он заказал специально по этому случаю, а Берни появляется в красных, хотя совершенно очевидно, что белые намного лучше гармонировали с его розовым сюртуком. Даже Франни отказывается от своего любимого белого цвета и носит бледно-серый. «Надеюсь, он достаточно темный», – шепчет она.

Наносит визит Ришелье, приносит букет ослепительно-красной герани в тон красным цветам, которыми был расшит его зеленый бархатный камзол. Герань – цветок дружбы. Я приветствую его и отпускаю фрейлин.

– Он зашел слишком далеко, – без преамбулы начинает он.

Я настороженно наблюдаю за Ришелье. Он ненавидит всех, кто пользуется доверием Луи. Включая меня, но не исключая Морпа.

– Согласна, – говорю я.

– Вчера он обедал с герцогиней де Вилар. – Вилар – злая женщина и близкая подруга королевы. – В Париже в ее особняке, по слухам, подавали лобстеров, салат-латук и свежее масло.

Я понимаю, что он пришел не о еде поговорить.

– Морпа сказал ей, что ваша отставка неизбежна. – От этих слов, сказанных так дерзко, мое сердце вот-вот остановится. – Он бахвалился, что является проклятьем всех любовниц короля. Он намекал, что разделался с мадам де Майи и с герцогиней де Шатору. «Я всем им принес несчастья», – сказал он.