— Тихо! — сказал Амброджио псу. — Советую тебе спрятаться, на случай если сюда ворвутся разъяренные спорщики. Я знаю таких людей куда лучше, чем ты.

Едва он открыл дверь, как в мастерскую ворвался шум скандала — несколько мужчин говорили на повышенных тонах, — и маэстро сразу оказался вовлеченным в горячий спор о чем-то, что надлежало непременно внести в дом.

— Скажите им, мой дорогой брат во Христе, — умолял запыхавшийся монах. — Скажите, что мы справимся сами!

— С чем? — заинтересовался маэстро Амброджио.

— С гробом! — ответил кто-то другой. — С телом мертвого звонаря! Смотрите сами!

— Боюсь, вы ошиблись домом, — сказал маэстро. — Я это не заказывал.

— Умоляю вас, — просил монах, — впустить нас. Я все объясню.

Маэстро ничего не оставалось, как уступить. Он распахнул двери, чтобы молодые люди смогли занести гроб в мастерскую. Его поставили посреди комнаты. Маэстро ничуть не удивился при виде молодого Ромео Марескотти и его кузенов, занятых — в который раз! — очередной проказой; что на самом деле озадачило художника, так это присутствие ломавшего руки монаха.

— Это самый легкий гроб, который мне доводилось поднимать, — сказал один из спутников Ромео. — Ваш звонарь, должно быть, ничего не весил. В следующий раз выбирайте монаха потолще, чтобы не сдуло с колокольни.

— Обязательно! — клятвенно заверил брат Лоренцо, едва сдерживая нетерпение. — Позвольте же поблагодарить вас за доброе дело, благородные господа. Спасибо вам, мессир Ромео, за спасение наших жизней… Моей, моей жизни! Вот, прошу принять… — Откуда-то из-под рясы он извлек маленькую погнутую монетку — чентезимо за беспокойство.

Его рука с монетой повисла в воздухе. Никто чентезимо не взял. Помедлив, брат Лоренцо затолкал ее обратно под рясу. Уши его горели, как угли при внезапном порыве ветра.

— Все, чего я прошу, — повторил Ромео, больше для потехи, — это показать нам содержимое гроба, потому что, клянусь жизнью, там не монах, ни толстый, ни тощий.

— Нет! — Тревога брата Лоренцо сменилась настоящей паникой. — Я не могу этого допустить! Свидетельница мне Пресвятая Дева, я клянусь вам, каждому из вас, что гроб должен оставаться закрытым, или огромное несчастье постигнет нас всех!

Маэстро Амброджио пришло в голову, что он незаслуженно обходил вниманием своеобразие птиц. Маленький воробушек, выпавший из гнезда, со встопорщенными перьями и испуганными глазками-бусинками — именно так выглядел молодой монах, окруженный известными сиенскими буянами.

— Брось, монах, — увещевал Ромео. — Я же спас тебе жизнь. Разве я не заслужил толику твоего доверия?

— Боюсь, — сочувственно сказал маэстро Амброджио брату Лоренцо, — вам придется исполнить угрозу и навлечь на нас всех несчастье. Это уже дело чести.

Брат Лоренцо безнадежно покачал головой.

— Ну что ж, будь по-вашему. Я открою гроб. Но позвольте мне сперва объяснить… — Его глаза заметались по комнате — чернец придумывал объяснение, но уже через секунду кивнул и сказал: — Вы правы, в гробу лежит не монах, но не менее святое существо. Это единственная дочь моего щедрого патрона… — Он откашлялся и заговорил громче: — …которая трагически скончалась два дня назад. Он послал меня отвезти ее тело к вам, маэстро, чтобы запечатлеть ее черты на картине, прежде чем тлен навсегда исказит их…

— Два дня назад? — ужаснулся маэстро Амброджио, позабыв обо всем на свете, кроме нового заказа. — Она мертва уже два дня? Дорогой мой… — Не дожидаясь позволения монаха, он приподнял крышку гроба, чтобы оценить изменения. Но к счастью, покойница еще не была тронута тлением. — Похоже, время еще есть, — сказал он, приятно удивленный. — Но все равно придется начать прямо сейчас. Ваш хозяин уточнил, в каком роде делать портрет? Обычно я пишу поясную фигуру в стандартном образе Девы Марии. В вашем случае могу бесплатно пририсовать младенца Иисуса, раз уж вы ехали издалека.

— Пожалуй, изобразите ее в виде Девы Марии, — сказал брат Лоренцо, нервно поглядывая на Ромео, который опустился перед гробом на колени, с восхищением глядя на мертвое лицо. — С нашим Божественным Спасителем на руках, раз уж бесплатно.