Мое сердце колотится, как в детстве. Я будто снова сижу на трибуне и слежу за школьным матчем Кэла. Как в тот декабрьский вечер, когда на таймере оставалось всего три секунды. Кэл поймал передачу, стоя на трехочковой линии, и зрители разом затаили дыхание.

Он попал в кольцо. Как и сейчас.

Точно в цель!

Кэл поворачивается ко мне, совсем как тогда. В тот раз он безошибочно нашел меня взглядом среди толпы на трибунах и победным жестом воздел руки к небесам. Я прыгала от восторга, схватив Эмму за руку, вопила и свистела, пока у меня не заболели щеки. Кэл показал на меня пальцем – или, может, на Эмму, но смотрел он на меня.

– Это мой брат! – прокричала Эмма, сложив ладони рупором. Ее хвостик подпрыгивал в воздухе вместе с нами.

«Вот он, смысл моей жизни», – подумала я.

Я бы не сказала этого вслух – мне было всего тринадцать, что может тринадцатилетка знать о смысле жизни? Но я об этом подумала, и думаю до сих пор. Может, я и не переставала об этом думать.

Раздается победный сигнал, загораются голубые и зеленые огоньки. Длинная очередь за нами одобрительно аплодирует, а брюнетка встает со стула, чтобы выдать нам заслуженный приз.

– Какую хотите?

Кэл приглаживает растрепавшиеся волосы. Темные прядки у него за ушами сворачиваются колечками.

– А мышь у вас есть?

– Мышь? – брюнетка задумчиво морщит нос. – Нет, мыши закончились. Есть акулы, панды и пара ленивцев.

Я прикусываю губу, разглядывая игрушки. Ни одной розовой среди них нет, но есть милая пандочка. У нее грустные глаза, и одно ухо опустилось ниже другого. Что-то заставляет меня улыбнуться и показать на нее пальцем.

– Хочу вон ту.

Кэл хмурится.

– Какая-то она чахлая. Ухо вот-вот отвалится.

– Мне она нравится.

Девушка пожимает плечами и подцепляет панду длинной палкой с крюком. Отдавая мне игрушку, она бросает взгляд на Кэла.

– Поздравляю. Вы очень везучая.

В этот момент я и впрямь чувствую себя везучей.