— Это не меняет дело. Труба — его вещь. И пусть она останется среди прочих его вещей.

— Спасибо. Есть мысль устроить музей-квартиру Глеба, если удастся.

Горский не видел большого смысла в устройстве таких квартир. Но, думая о дорогих для Глеба вещах, он хотел, чтобы они либо остались все в одном месте — и тогда музей-квартира для этого тоже подходила, — или достались на память кому-то из самых близких, например, его сыну.

— А как сложилась судьба «Тактики исчезновения»? Глеб успел дописать ее?

— Не вполне. Но я уже отдала рукопись в редакцию «Современника».

— Не сделают как следует, — подумал Горский.

В добросовестность и, главное, в способность редакторов из книжных и журнальных редакций мыслить и видеть мир по-кураевски Михаил не верил. И чем больше он думал над этим, тем все более определенно приходил к выводу, что если кому и может быть дано дописать незаконченное Кураевым, то это ему, Горскому, и никому больше.

— Вы ведь живете не в Москве, Ольга Александровна? — спросил он.

— Нет, я живу на Кавказе.

— Значит, здесь вы редкий гость?

— Да. Там работа, дети.

— А кто вы по специальности?

Горский заметил, что за стеклами очков собеседницы мелькнуло какое-то замешательство.

— Я гляциолог, — наконец сказала она.

— Понятно. Изучаете оледенение.

— О, вы знаете? Откуда?

Горский так и не понял, была ли она вполне искренна в своем удивлении, и только пожал плечами.

— Когда занимался альпинизмом, бывал на ледниках.

Зато как ходила по ледникам, особенно в зоне трещин и ледопадов сама Ольга Александровна в своей нынешней форме, он не представлял «Впрочем, — подумал он, — возможно, там ведутся стационарные наблюдения и кругом наставлены рейки и датчики, так что всё сводится главным образом к камеральной обработке данных. Ладно, это ее дело, как она там управляется в своей гляциологии. Куда важней, как она управится, точнее — уже управилась с наследием своего младшего брата».

— Вам уже обещано, — спросил Михаил, — что роман будет издан в «Современнике»?