Он смотрел на монаха, ничего не соображая. Слова и мысли вихрем крутились в голове, но зацепиться за что-то и остановиться не могли. Он был удивлен, шокирован, напуган. Его, прожившего такую длинную и непростую жизнь, трудно было чем-то удивить. Особенно сегодня, в новой стране с ее абсурдными реальностями. Он был материалистом и вполне доверял авторитету науки. Он не понимал и не принимал мистики, хотя бы потому, что достаточно насмотрелся на жуликов и шарлатанов, исцеляющих от всех болезней, на всех этих черных и белых магов, кашпировских, чумаков и гробовых. Он с улыбкой читал в бесконечных газетных «таблоидах» объявления «потомственных ведьм» и «колдунов в пятом поколении», обещающих снять венец безбрачия, родовое проклятье, в общем, избавить от любых недугов.

Но чтобы такое случилось с ним?

«…А может быть, так называемый потусторонний мир существует? Возможно, это реальность высшего плана, где в той или иной форме запечатлен каждый миг бытия, и где одновременно пересекаются прошлое, настоящее и будущее? В этой реальности хранится информация о людях с момента их появления на свет. Там известно обо всех перенесенных болезнях, травмах, причинах смерти человека. Все хранится, что некогда происходило, что происходит сейчас, и что произойдет в будущем…».

Он украдкой дернул себя за ухо. Не снится ли ему все это? Боль была реальной, значит, это не сон. А может быть, это розыгрыш, шутка, мистификация? Но кто же может так зло и неостроумно шутить?

— Побывайте у матери до сентября. Она об этом очень просила, она будет ждать вас, — монах встал и направился к скиту.

— А если не успею, что случится? Путь ведь неблизкий. Вы встречались с ней?

— Не задавайте вопросов. Ответов на них не будет…

Через мгновение монах скрылся, вернее сказать, исчез — так же мгновенно и таинственно, как и появился. Послышались голоса, это группа, где была жена, возвращалась с осмотра.

— Что с тобой? — спросила Нина, с беспокойством вглядываясь в его лицо… — Ты весь побледнел. Сердце не болит?

— Все в порядке. Пока вы ходили, я посидел здесь на лавочке и неплохо отдохнул. Ты знаешь, я познакомился и поговорил с интересным человеком, монахом. Такой высокий, осанистый, с большой бородой, а глаза, как у ребенка — синие и доверчивые. Ты не встретила его?

— Нет, я никого не видела.

— Странно, он шел навстречу к вам.

Он шел рядом с женой и понимал, что не может рассказать ей того, что с ним приключилось — она, чего доброго, подумает, что он тронулся умом. Все произошло вопреки его понятиям, его разуму, его воспитанию. Он мучился тем, что никому не сможет поведать о странной просьбе монаха, о его невероятной осведомленности. Откуда монах знает его имя? Откуда он знает, где могила его матери?..

…Теплоход дал прощальный гудок и медленно отвалил от причала. Он прощался с Монастырской бухтой, узкой полоской, глубоко врезанной в сушу. Поклонился изящному и простому храму Николая Чудотворца. Когда-то Александр Дюма, посетивший Валаам во время своего путешествия по России, сравнил эту церковку с драгоценностью, только что вынутой из бархатной шкатулки.

Долго стоял на корме. Остров удалялся вместе с Поклонным крестом, установленным апостолом Андреем Первозванным. Вот он скрылся в вечерней мгле, чудесный Валаам, «предивный остров, древний и святой», оставляя по себе тревожную память и мучительные, неразрешимые вопросы.

У каждого человека есть малая родина. Не большая страна, великая и могучая, со своими законами и народом, а маленький клочок земли, где он родился, произнес первые слова, научился ходить. И куда бы в дальнейшем не бросала его судьба, в памяти навсегда осталась лесная тропинка, сенокосные поляны, шум могучих сосен, раскачивающихся от сильного ветра, езда на лошадях, походы с одноклассниками по заповедным местам, уборка урожая.

Он никогда не забывал родные места: реку Илим, Красный Яр, Качинскую сопку, речку Тушаму, Кулигу, и единственную деревенскую улицу, вытянувшуюся вдоль крутого берега Илима. И, разумеется, знаменитую поляну. Ни в одном краю, да и во всем мире, пожалуй, не было такой поляны, как перед деревней Погодаевой. Место встреч, игр, праздников, собраний и гуляний по самому разному поводу. Поляна была большой, место красивое. По традиции, идущей из глубины веков, осенью и весной на ней жгли костры. Первобытная, какая-то языческая радость охватывала людей, они приплясывали, прихлопывали и пританцовывали, словно северно-американские индейцы. Здесь давали клятвы, уезжая в другие края, сюда приходили прощаться. Но все это осталось только в памяти.

В действительности у него нет Малой Родины. Нет кусочка земли, где была деревня Погодаева с длинной улицей вдоль реки, цветущей черемухой, белизна которой, словно платья невест, ярко выделялась на зеленом фоне. Нет деревенских палисадников с цветниками, нет и самих домов — добротных, рубленых по большей части из лиственницы, а значит — вечных. Нет той самой поляны, что была на краю деревни, доброй предвестницы жилья. Вышел из тайги, добрался до поляны, и ты уже дома: слышны звуки жизни, душа поет от радости.

Все исчезло в один миг, словно легендарная Атлантида. Кому это понадобилось? Безумцам. Горе той стране, во главе которой стоят безумные люди. Сколько бед вершат они, не ведая об этом. Илимская пашня, отвоеванная у тайги за триста лет по кусочку, по капельке, осталась под водой.

Да что для безумцев чужой край, они уничтожат и свою собственную малую родину, прикрываясь заботой о людях и болтая о «высших целях». Какие это цели, люди знают на своем собственном горьком опыте. Советская власть приобрела большой опыт в деле переселения не только отдельных граждан, но и целых народов.