Букашка мотала головой, то в мою сторону, когда я говорил, то в сторону своего дружка. Открывая при этом ротик с интересом.

– Ага! – Сказал я. – Вот значит как! А кто тебя придумал?

– Ничего не знаю. – Ответил песок. – Это был твой папа. А вообще, это новый мир дал нам всем жизнь.

– Как мы неумело все коверкаем. – Изобразил я злость, при этом разбрызгивая довольные слюни.

– Ничего подобного! – Отвернулся песок, и засмеялся, пряча смех в корявый плач.

После этого сценического диалога двух актеров погорелого театра, букашка стала аплодировать. Путаясь в своих ручках-проводах. Потом плюнула, как это делает букашка этого мира, и стала хлопать ножками ежика.

Мы с песком посмотрели на нее, и начали истерично смеяться. Переворачивая все на своем пути. Буквенное море всколыхнулось, и вышло за свои бескрайние берега, удлинив вечность.

– Ну мы пошли тогда. – Крикнул песок. – Раз мы тут никому не нужны. Будем и дальше творить мир.

– Давайте, давайте! – Бросил я вслед уползающим медузам.

– Больше не зови нас! – Дразнился песок. – Не придем.

Букашка оборачивалась, и что-то вторила песку на своем языке.

– Иди, иди, малявка, – крикнул я букашке, ты еще мне. Будешь тут поддакивать. Смотри ка, научилась у большого зазнайки.

Песок повернулся, и с огромной любовью посмотрел на меня.

Я помахал им рукой.

– Дом! – Сказал я, направляясь отсюда прочь.

Буквы быстро перенесли меня в ту часть мира, где еще оставались островки пустыни. Я словно искал их, когда заканчивались мои дружеские беседы.

Грязная пыль пустыни въедалась в мое восприятие, заставляя меня мыслить. Сквозил странный поток чего-то. Я не хотел думать, что это был ветер земных перемен, долетавший от дома ко мне.

Мне казалось, что я даже слышал, как хлопают ставни окон этого здания. В мою несуществующую голову лезли звуки земли. Шум, грохот, плескание, треск, голоса, мелодии. Было приятно слышать, но у меня была иная цель. Я понимал, что земля манила меня к себе, не меньше, чем я ее. Но мой путь был непоколебим. Тем более, мысль о безвременном перемещении, всегда согревала мой, иногда возвращающийся мозг земли.

Вдалеке показался дом. Он, как одинокое дерево, стоял посреди пустыни. Над ним даже кружили макаронные облака, чем-то похожие на воздушные и земные. Это была моя роспись, в моих неумелых попытках творить. Хотя, когда я их снова увидел, то они показались мне очень даже симпатичными. Я бы даже сказал, великолепными.

– Так всегда. – Подумал я. – Даже самая истинная и глубинная красота, становится блеклой. Когда на нее долго смотришь. А самое обычное и простое, может в этот момент стать шедевром.