Книги

Дневник военных лет

22
18
20
22
24
26
28
30

Мобилизация всех до 50 лет и комсостава до 60 лет. Берут — одноглазых, заик. Боюсь, что скоро и я буду командовать эскадроном.

В родильных домах рождаются дети в 4—5 фунтов и почти все умирают, а если и рождаются живучие, то матери, боясь невзгод, стараются их уморить. Вероятно, после войны придется издать декрет о многоженстве.

Жизнь потрясающе нелепа. “Душа остыла навсегда, в ней нет ни дьявола, ни бога. — Из ниоткуда в никуда легла бесцельная дорога”.

14-е. Посмотрел свои записи прошлого года. В это время положение в Москве было тревожнее. Суть в том, что за этот год мы уже развернули наш тыл — Урал и пр., — поэтому немцы не могут добиться решения на полях сражений, какие бы успехи они ни имели. Но Англия сделала свое дело: после кровопускания этого года мы перестаем быть на некоторое время Великой державой, а будем жить в стиле XVIII века, в духе Лестока и Бестужева. Восстановление будет нам стоить очень дорого. Надо сказать, что Гитлер очень тупо попытался добиться мирового господства и упустил очень реальные шансы. Вообще поразительно, как в этой войне особенно сильно проявился дух цивилизации: огромный материальный размах — и внутренняя пустота, бессмысленность приносимых жертв, так как война ничего не решает!..

29-е. О Ленинграде. За зиму там, по официальным данным, умерло 1 миллион 700 тысяч человек. Могилы рыли дерриком, в каждом доме был морг, и сейчас ребята едят листья на деревьях. Пианино можно купить за три кг хлеба, швейная машина — 100 р., а хлеб 450 р. кг. Сначала умирали старики, потом дети, потом женщины. Флот стоит на Неве. Немцы все время стреляют.

Сегодня в штабе читали секретный приказ Сталина о том, что Ростов оставлен без боя, что вводятся по примеру немцев отряды заграждения и штрафные батальоны, что всех отступающих без приказа надо расстреливать на месте.

В приказе говорится, что мы потеряли 800 миллионов пудов хлеба, две трети промышленности, что наши ресурсы людьми меньше немецких, так как мы потеряли области с 70 миллионами населения, что нам некуда дальше отступать… Докладчики всюду говорят, что Второго фронта не будет. Мне, однако, не верится, что немцы победят. Я не вижу еще перспектив для них. Они захлебнутся у нас. Посмотрим.

Восстановили санаторий в Болшево. Хочу туда поехать, насладиться жизнью напоследок.

30-е. Приехал в Пушкино, простился с Пономаревым, едущим в Ташкент обратно. Послал письма. Был в Минздраве. Там из трех сотрудниц, сидевших в комнате, две едут на заготовку дров. Берут от 25 до 50% служащих учреждений и всех студентов. Университет выезжает на днях и вернется лишь к началу ноября. С 4 по 12 буду в Болшеве. Были у меня из ПУРа — срочно собирают материал о трусости и храбрости для бойцов. Очевидно, в связи со скандальным оставлением Ростова, который десятки тысяч людей укрепляли полгода. Сталинский приказ требует, чтобы командующих армией, отступивших без приказа, доставляли в ставку, сорвав с них ордена и знаки различия. Говорят, что одной из причин разгрома в Керчи было то, что Мехлис запретил делать оборонительные земляные работы, сказав, что это ослабит наступательный дух войск. Воронеж до сих пор наполовину в руках немцев. Со Вторым фронтом плохо. Наша пропаганда готовится к тому, чтобы ругать англичан, судя по некоторым намекам. Институт Горького должен дать подборку антифашистских выступлений Горького без купюр, т.е. с выпадами против англичан и пр. В “Краснофлотце” сняли англофильские рассказы и т.п. У Панова, Сидорина, у кассира в Институте Горького так называемый “авитаминоз”, т.е. вид цинги. Вероятно, этим объясняется открытие санатория для ученых.

Август

1-е. Газеты полны статей, что дальше мы не можем отступать. Немцы, говорят, в течение июля трижды предлагали Черчиллю мир: 5-го — Лаваль в Париже, 7-го — Оппенгейм в Швеции и 10-го — секретарь Папена в Анкаре. Англичане молчат. Но, судя по их приготовлениям в Северной Англии, они все же готовят десант. Зато — в Японии отчаянная антисоветская кампания, которая на днях сменилась затишьем как перед ударом на Порт-Артур, а в Турции немцы, вероятно, ведут себя так же, как в дни первого взятия Ростова, когда они требовали или вступления Турции в войну, или пропуска войск. Потеря ими Ростова избавила турок от трудностей решения этой задачи, но сейчас — положение иное. Но есть данные, что в тылу Германии напряженное положение. Эсэсовские части стянуты в Берлин, вероятно все же, что немцы на последнем дыхании и Царицын будет их Амьеном. Воронеж занят и нами, и немцами вперемежку по улицам и даже домам. Там сибиряки, которые стоят крепко. Но командование наше хромает. Да и как ему не хромать. Во время войны с финнами некий пом. ком. полка по политчасти заменил раненого командира и первым вошел на Выборг. Его сделали Героем Советского Союза и генералом, дали крупную часть, а он не умеет командовать и батальоном. Сейчас он разжалован. Но сколько людей он погубил, сколько городов отдал и кто в этом виноват?

2-е. Немцы под Сальском. Очевидно — прорыв их огромен. Вопрос о Баку серьезнее, чем ожидалось. Во всяком случае, и Астрахань и Сталинград у них под рукой. У них, говорят, новые противотанковые пушки, пробивающие любую броню наших танков.

Зима будет ужасная для Москвы — не будет ни хлеба, ни дров, как-то мы через нее переберемся.

4-е. Я сегодня приехал в Коринф, т.е. в Болшевский санаторий.

5-е. К сожалению, здесь нет газет. День опять мягкий и светлый. На берегу Клязьмы трогательные маленькие ребятишки. Ничего не делаю, сижу на берегу, размышляю о бренности. Как бы ни сложилась судьба, этот странный отдых в тишине, как оазис в пустыне, мне запомнится, если, впрочем, я смогу помнить. Вариантов не так много. А: Второй фронт. В этом случае победа, относительно терпимый быт и, вероятнее всего, внутренняя перетряска, которая бог весть чем кончится. Б: Мы снова останавливаем немцев. В этом случае — страшная зима, голод и холод, возможная анархия. В: Победа немцев (выход на Кавказ и далее, удар на Москву, надлом духа). В этом случае или гибель где-нибудь в эвакуации или виселица здесь, в лучшем случае развал быта и превращение в “люмпена”, как у нас выражаются. Таким образом, моя судьба явно зависит от Черчилля. Мне неясно, почему он тянет. Если у него нет уверенности в нашей стойкости, его поведение непонятно. Выход к Баку дает немцам вообще победу. Бояться нас уже сейчас не следует. Кровопускание, которое было произведено за этот год, надолго нас обессилило, а без нас немцев не разбить. Пора высаживаться хоть в Португалии, если “боязно” в Ла-Манше. Июль прошлого года определил ход войны и неизбежное поражение Германии при “точной игре”, выражаясь языком шахматиста. Июль этого года (с августом в придачу) должен был бы дать разгром Германии к зиме, но неточная игра имеет самые неожиданные последствия. В этом случае со спортивной точки зрения можно позавидовать состоянию выигравшего. Он сыграл “на все” и действительно выиграл все! Мы же, играя тоже “на все”, выигрываем очень мало в самом лучшем случае. Но упустить выигрыш глупо, да еще по вине Черчилля. Все же я надеюсь на Второй фронт и на победу к зиме. Сам по себе он вряд ли дает военный успех. Англичане застрянут у оборонительных линий немцев. Они уж успели, конечно, сделать их на всех возможных дорогах десанта. Но моральный эффект его будет потрясающий. Раздвоение сил он произведет, и немцам придется осознать неизбежность поражения. Понятно, надо как можно больше ослабить нас, чтобы вовремя вмешаться с точностью до десятой секунды (имею в виду часы истории), но тут можно и опоздать.

6-е. Пища в санатории приятна, но ее мало. Приходится уничтожать весь черный хлеб. Вечерний чай состоит только из чая, поэтому я оставляю кусочек черного хлеба от обеда. Ужин в семь часов, а в десять снова возникают гастрономические идеи, поэтому кус. хлеба оставляю от ужина на вечер. Таким образом, это фешенебельное учреждение держится на черном хлебе как основе питания. И то — хорошо! Впрочем, обкомовцы в Туле обставлены лучше, считаю, конечно, их родных и знакомых.

Попробовал писать стихи. Все-таки выходит. “И я бы слагал романсы для вас”. Мои стихи в те годы, когда я их писал, были очень унылы, в них чувствовался fin de siecle. Боюсь, что я его угадал. “И зори будущие ясные увидят мир таким, как встарь; огромные гвоздики красные, и на гвоздиках спит дикарь”.

Итак, уже около двух месяцев летних боев. Итоги тактически для нас неутешительны, но стратегически мне неясны. Смогут ли немцы, не взяв нефти у нас, а в это я пока не верю, продержаться еще зиму, и сможем ли мы, потеряв Донбасс и южный хлеб, продержаться еще зиму? Который день пишут (наконец получил сегодняшнюю газету) о демонстрациях у союзников за Второй фронт, но время для него проходит. Или его хотят открыть к зиме для измора? Грустно за детей, живущих в эту пору без детства. Говорят, что в Пушкине все призванные в армию мальчики 1923—1924 годов уже убиты. Выражение “река крови” при современном развитии культуры и цивилизации наконец перестало быть фигуральным: если далее потери определить в 12 миллионов для обеих сторон, а с мирными жителями — они больше, и принять литр крови за единицу, то получится 12 миллионов литров крови, пролитой за год. В сущности, надо ждать антихриста, больше нечего делать.

11-е. Последний день моего кейфа в сейфе. Завтра часа в 3 уеду. Утром лишь издалека услышал сводку, в которой уже был назван Майкоп… Или мы уж очень умны, или немцы просто разбили нашу Южную армию и обрезали ее коммуникации с центром и она “бяжит”, а мы сердито топаем ногами у Воронежа, хотя он перестал уже быть осью, на которой можно было повернуть левое плечо нашего фронта. Впереди еще три месяца, которые остались до зимы, а за два летних месяца немцы сделали очень много. Газеты полны описанием подвигов красноармейцев. Но если они все же отступают на сотни верст, то, значит, у немцев больше подвигов? Или нам не хватает еще чего-то нужного для победы, кроме подвигов?

Я глубоко убежден, что у нас нет стратегического предвидения. Мы не знаем, что будут делать немцы, и они застают нас врасплох. Подвиги избавляют нас от полного разгрома и заставляют немцев платить очень дорого за успехи, но они не могут избавить от поражений. Это дело генералов. Разгром нашего Южного фронта — нечто вроде партии в шахматы мастера с игроком вроде меня, который все восклицает “Этого я не заметил” и т.п.