Сказала – и сама себе поразилась. В жизни бы не стала откровенничать ни с кем. Что мое – то мое, вам не нужно, проходите мимо. А тут вдруг язык развязался. Что-то такое было в этой странной незнакомке с глазами цвета моря в солнечный день. Что-то, что успокаивало, вызывало желание рассказать о своих бедах и трудностях, спросить совета. Что? Непонятно.

– Это серьезно. Из-за чего?

– Не поверите, вот из-за этого, – Грейцель указала на ее белый плащ.

Она рассказала и о своей мечте, и о разговоре с родителями, и об отцовском отказе. Впрочем, о том разговоре, которому стала случайной свидетельницей, умолчала – слишком уж это личное.

Выслушав рассказ, Хетлика не спешила высказывать свое мнение и вставать ни на чью-либо сторону, что пришлось девушке весьма по душе.

– Не скажу, что я с ним во всем согласна, но и не могу сказать, что я его не понимаю, – сказала она, наконец. – Порой наши мечты привлекательны только издалека. Служба в гарнизоне действительно не проста, а обучение в Академии – еще тяжелее.

– Я понимаю. Но я никогда и не хотела носить эту форму только как украшение. Отец все правильно сказал, и я понимаю его. А вот он понять меня не хочет.

– В чем же?

– Я никогда не считала службу легкой, – ответила девушка. – Я знаю, что это не только праздники и парады, когда под ноги марширующим колоннам летят цветы. И зная это, я не сидела без дела, лишь предаваясь своим мечтам.

Она поднялась на ноги и сбросила с плеч свой плащ.

– Посмотрите на меня! Мне только что исполнилось шестнадцать, но разве я не выгляжу старше? Мой отец добился всего, что у него есть тяжелым трудом. Моя мать всегда была ему верной и надежной спутницей, поддерживавшей его в самые тяжелые времена. И глядя на них, я поняла – ничего в этом мире нельзя получить, если только думать об этом дни напролет, не прилагая никаких усилий. Поэтому я готовилась и тренировалась, зная, что моя мечта потребует от меня много сил и выносливости.

Она вынула из ножен свой самодельный меч и протянула его Хетлике:

– Посмотрите! Я сделала его сама и много занималась, обучаясь управляться с ним, когда мои подруги бегали купаться, или собирали цветы по полям. Я должна была стать сильной – и я стала. Все последние годы я старалась убедить отца в том, что моя мечта – это не каприз маленькой девочки, а серьезное, давно созревшее решение, которому я подчинила всю свою жизнь. И поэтому я поступлю так, как решила. Если потребуется – наперекор его воле. Надеюсь, он меня поймет. Ну а если нет – тем хуже.

– И поэтому ты сбежала? Разве не было другого пути?

Грейцель подняла с земли плащ и снова присела на камень.

– Ждать два года? А чего ждать? Пока не подвернется какой-нибудь достойный сосед с серьезными намерениями? Еще и от него потом отбиваться.

– А ты не думала, что обнаружив твой побег, родители просто приедут в Аверд и увезут тебя домой?

– Я надеюсь, что они этого не сделают, – покачала головой Грейцель – Я оставила им письмо, в котором честно призналась в том, куда и зачем я отправилась. Попросила у них прощения. Отец никогда не позволит себе так меня унизить перед всеми. Возможно, конечно, они и приедут, но устраивать скандал и волочить меня в порт за волосы не станут. У нас в семье это не принято.

– Ну, хорошо, – согласилась Хетлика. – Положим, с родителями ты договоришься. Но как быть с твоим возрастом? Без родительского разрешения тебя не пропустят дальше внешнего двора.

– Я хотела сказать, что мне восемнадцать, – улыбнулась Грейцель. – Думаете, мне бы не поверили?