— Но вы… были лучшими подругами?
Ханна кивнула:
— И не только. Мы были соседками, вместе снимали жилье. — Она заправила волосы за ухо и вздохнула. — Я познакомилась с ней в пабе, мы обе там работали. Поначалу Джен меня страшно раздражала, а потом я привязалась к ней. Она была милой. И такой открытой — рассказывала мне все на свете. Мне кажется, никто не знал ее лучше меня.
Я изо всех сил пыталась заставить мозг работать. Надо спросить что‐нибудь важное, значимое. Я и без Ханны знала, что ты была милой. Ради этого не обязательно ехать в такую дыру.
— Ты говорила, у тебя остались какие‐то ее вещи?
— Да, остались. Они в машине. Отдам тебе по дороге на вокзал, зачем таскать их туда-сюда.
— Ханна… — Я глубоко вздохнула, набравшись решимости. — Как ты думаешь, что с ней могло случиться?
— Дорогая, я еще тогда сказала полиции, что я думаю. — Она отхлебнула кофе и шумно проглотила. — Не знаю, насколько ты в курсе, но Джен собиралась уехать в Европу на все лето. Она познакомилась с какими‐то американцами, у них были большие планы.
От ее слов меня прошиб холодный пот. Именно это страшило меня больше всего — надежда. Дурацкая, идиотская, глупая, но бесконечно живучая надежда.
— Странно, она ни разу не упоминала Европу в разговорах с мамой. Даже наоборот, обещала приехать домой на целый месяц в августе.
— Ну, может, это был секрет. Или она хотела сначала прокатиться по Европе, а потом поехать домой. Правда, я не знаю. Но со мной она только о своих новых друзьях и говорила.
— А что они были за люди, ты их знаешь?
— Нет, ни разу не видела.
— И ты говорила полиции все это?
— Да, — утвердительно кивнула Ханна, глядя мне прямо в глаза. — У них есть мои показания.
— А сестра говорила тебе, что едет на Гластонбери?
В задумчивости она потерла подбородок:
— Такого я не припомню.
— То есть вы были лучшим подругами и она тебе не рассказала, что едет на фестиваль, билеты на который покупают чуть ли не за год? — выпалила я, тут же пожалев о своих словах, ведь ты не покупала никакого билета.
Ее лицо, и без того почти обездвиженное ботоксом, закаменело вовсе.