Говор дикарей был очень странным. Им тяжело связывать слова, а произношение многих из них сильно изменилось. Они общались очень коротко, обрывочно. Все, что они говорили, относилось только к добыче пищи, сооружению лагеря, шитью шкур, выживанию в лесах, степях и прериях — ничего лишнего. Мы с Гро почти не разговаривали, но редкие наши переговоры притягивали взгляды дикарей — им было непривычно слышать такое общение. Считается, что именно Создатели обучили человека речи, дали язык. И тысячи лет назад все говорили одинаково, но теперь все меняется, голос Творцов больше не звучит в головах людей, и они забывают и изменяют тот язык, на котором им должно разговаривать. Мало того, эти люди даже не знают тех, кто их породил. Если в моем племени осталась хотя бы легенда, похожая на настоящую историю сотворения мира, то наши спутники совсем ничего об этом не знают. У каждого из них, кроме самого молодого члена племени, на шее болтается кабаний клык. На мой вопрос об этом украшении мне ответили, что это символ их рода-племени, потому что происходят они от Великого Кабана, который был настолько силен и свиреп, что не боялся никого.
Однажды стая волков решила поохотиться на этого зверя, но в момент атаки они не смогли с ним совладать и были почти все разорваны. А одну волчицу он даже возлюбил как свинью. В результате она родила людей — основателей племени Великого Кабана. С тех пор это племя живет в прериях и лесах этих краев, а когда приходит время, охотник должен в одиночку победить кабана, после чего он становится взрослым. Клык убитого кабана он носит на себе, а второй должен отдать своей жене. Вот такая история, но это еще не все. Как-то раз в лесах племя Кабана встретило другое племя. Его члены носили на груди волчьи клыки, и им очень не понравилось, что на некоторых охотниках из племени Кабана были надеты волчьи шкуры. Не трудно догадаться, что встреченное «кабанами» племя называло себя племенем Волка, а точнее — Белого Волка. Началась потасовка, пролилась кровь. Тогда вожак племени Кабанов вызвал вожака Волков на поединок, чтобы раз и навсегда решить спор в бою на смерть. Они сразились, и «кабан» победил. Племя Волка чтило традиции и договоры, старший сын вожака начал было уводить своих прочь, но «кабаны» проявили себя еще раз. Вожак победившего племени начал насмехаться и издеваться над побежденными. Он рассказал им об удивительном происхождении своего рода, что вызвало бурю негодования у «волков». Новый вожак стерпел все обиды, потому что «волки» обещали уйти, ведь они проиграли. Но ещё он пообещал отомстить и вырезать всех «кабанов» до единого. С тех пор у племени Великого Кабана появились заклятые враги. «Волки» — умелые и хитрые охотники. Они используют тактику и луки, в то время как «кабаны» полагаются лишь на грубую силу, копья и ножи. В результате набегов и рейдов «волков» численность племени Кабана сократилась в два раза всего за один год. Этим убийцам будто делать больше нечего, и они постоянно преследуют своих обидчиков. На этом месте рассказа я незаметно обратился к хин и осмотрел окрестности. В нескольких часах пути от нас я обнаружил двух охотников с волчьими клыками на груди. Они осторожно шли по следам «кабанов», но их было всего двое. «Кабаны» же считали, что их преследует целое племя. Именно поэтому они очень спешили и были такими агрессивными. Признаться, выслушав эту нелепую историю, я встал на сторону «волков». Но месть их была уж слишком жестокой. Впрочем, я не должен вмешиваться в дела дикарей, меня вообще здесь быть не должно. Единственное, что меня должно тревожить — это два отряда раболовов, которые находятся в полутора-двух днях пути, но мы движемся так, что не сможем с ними пересечься, а значит, придется идти с «кабанами» еще какое-то время.
Так и получилось. Два долгих и суматошных дня мы бродили по прериям и пятнам небольших лесов. Грогар отказался от звания вожака, так что племя по-прежнему водил Старший Кабан. Люди жили в постоянной тревоге, что на них нападут «волки», мало ели и мало отдыхали. Сильнее всего меня беспокоил самый младший, который нашел мертвого брата. Он все время твердил, что все умрут, что «небесные волки» приходили и придут снова. Месть племени Белого Волка свершится, и ничто их не остановит. Мальчик постоянно плакал и не хотел есть без того скудную пищу дикарей. Следующей по очереди была его раненая мать. Ей нужен отдых, чтобы ее раны могли нормально затянуться, но постоянная гонка и недостаток пищи ухудшали ее состояние. Перевязать раны нечем, так что женщина постоянно прикладывала к ранам пучки травы и листьев. В итоге ей стало хуже, в кровь попала инфекция, у женщины поднялась температура, и вскоре ее пришлось нести. Грогар вызвался помочь и нес ее на себе почти все время. Ему это не составило особого труда.
На второй день пути, когда племя к нам немного привыкло, я решил поговорить с мальчишкой. Он шел в середине нашей колонны, я догнал его и пошел рядом.
— Ну что, как ты себя чувствуешь? — не зная, как лучше начать разговор, спросил я.
— Хорошо, — бодро ответил мальчик.
— Ты уже не страшишься «небесных волков»?
— Я бояться волков, бояться смерти, как все. Но «Небесные Волки» бояться сами. От этого они еще страшно сильнее.
— Что ты имеешь в виду? — не понял я.
— Волки пришли по небу. Я видеть, как они прилетать. Они боялись летать, извиваться, как змея, скулить. Им больно, но они все равно летать, чтобы убить нас. Это проклятье «Белах Волков». Только они заставить волк летать. И Большой Кабан не помогать нам. Кабан — еда волка, волк сильнее. Мой отец зря убивать вожак волка, у них сила колдовство, а у нас только копье и нож.
Сперва я решил, что мальчик до сих пор находится в плену своих страшных фантазий, связанных с ночным нападением хищников. Но тут я кое-что вспомнил, и холод побежал по моей спине. Я вспомнил, как Грогар шевельнул пальцами на руке, когда разговаривал с главарем «Кабанов». Он вполне мог почувствовать стаю волков и перенести ее по воздуху в лагерь дикарей, чтобы потом втереться в доверие. Но как ему хватило духу сделать такое? Волки были в ярости, если бы они были просто напуганы, то убежали бы, не причинив никому вреда, но они напали и были кровожадны. Здоровые животные не ведут себя так, но признаков бешенства или иной болезни на трупах волков не было. А опытный магистр мог не только перенести целую стаю, но и умышленно их разозлить. У меня в голове не укладывалось, что мудрый и сильный магистр мог так поступить.
Когда мы остановились на привал, я подошел к Грогару. Он уложил женщину в приготовленное место, а сам прилег в стороне, прислонившись спиной к дереву. Приблизившись, я посмотрел ему в глаза. Он не обращал на меня внимание некоторое время, а я все смотрел и думал, как нужно правильно сказать, что он поступил ужасно и недостойно. Было множество способов заслужить доверие племени, можно было найти другое. Мы хотим как можно скорее попасть в Смарг, но это не значит, что ради достижения цели нужно жертвовать невинными людьми. Вдруг он поднял на меня глаза. Он тоже смотрел мне в лицо некоторое время, а потом отвернулся. Конечно, он понял, что со мной что-то не так, он понял, что я догадался, и меня кольнуло внутри. Я внезапно осознал, что не могу ничего сказать этому человеку, потому что не имею на это право. Не знаю, осознает ли это сам Грогар, но я не могу вновь ввергнуть его в безумие и отрешенность своими упреками. Нельзя позволить вырваться его отчаянию при помощи моих глупых слов, а метких и мудрых мне все равно не придумать, не найти. На вид он крепок и силен, но что если эта крепость держится на тонкой соломинке, и я могу нечаянно ее сломать?
— Ну что, как она? — спросил я, кивнув в сторону женщины.
— Слабеет, у нее жар. Пока еще не понятно, насколько это серьезно, но она может умереть, — угрюмо ответил Гро.
— Несчастья случаются, — тихо сказал я. Больше добавить мне было нечего, и я ушел. Некоторое время я думал, правильно ли поступил, поговорив с другом, и решил, что все-таки правильно.
Конечно, он раскаивается, ему тяжело. Он не знал, что так получится. Не удивительно, что, когда долго живешь в одиночестве, можешь позабыть о некоторых обычных вещах, понятных большинству людей. Например, стая разъяренных волков может убить… Теперь мы с Грогаром связаны, и его вина стала нашей общей — ведь я не могу его бросить, осудить или наказать. Быть может, наша цель действительно стоит жертв, вот только жить с этими жертвами будет тяжелее, чем даже принести в жертву самого себя. Я ведь уже знаю, что это довольно легко.
Вечером второго дня я решил поговорить с больной женщиной. Мне было очень жаль ее, она казалась такой доброй и хорошей, дети ее очень любили и пытались помочь чем угодно, но их знаний хватало только на чистую воду и листья лечебных растений. Уже были видны звезды, когда я пришел к ее травяному ложу.
— Добрый вечер, надеюсь, тебе немного лучше сегодня? — спросил я, скрипя зубами, потому что мне бы хотелось разговаривать с «кабанами» так, как это делают они. Но их наречие кажется мне глупым, и совсем не ясно, каким образом они понимают, в каком случае и как нужно произносить слова, чтобы это было правильно. А еще я как никто другой знал о настоящем состоянии женщины.
— Ночь хорошая сегодня будет, сладкий запах. Подойди, дитя, — попросила женщина усталым голосом. Я подсел к ней поближе
— Ты очень сильный охотник. Столько идти, а усталости нет на лице, ничего не есть все время.