Книги

Дети Кронарха. Путь Наследника

22
18
20
22
24
26
28
30

Мысли о Творцах и мироздании роились в моей голове. Я вспоминал уроки Ниры и строки из книг Мира. В попытках понять, как мне подступиться к друнам, я на некоторое время отключился от реальности, но не уснул. Я увидел яркое золотое семя, которое лучезарно сияло в темноте, а потом начало окутываться густой пеленой, словно оболочкой. Оно завернулось в нее один раз и все перевернулось. С виду ничего не изменилось, но я точно знал, что изменилось и перевернулось все, что находится внутри пелены. А потом пелена вновь окутала семя, и опять все перевернулось. Оболочка семени стала мутной, его сияние потускнело, и я заметил, как оно проклюнулось. Снова и снова пелена окутывала росток, снова и снова его сияние меркло, но он рос и превращался во взрослое растение, похожее на розу. Когда пелена стала совсем непроглядной, растение уже дало бутон, но каким будет цветок, мне уже не увидеть. Зато я видел плотный мутный кокон, который его защищал. Я понял, что растение по- прежнему сияет внутри, но кокон не пропускает этот свет. Он защищает и в тоже время ограничивает. Когда я очнулся, то оказался твердо убежденным в том, что я обязан прикоснуться к друне. Не знаю, почему, просто должен это сделать любой ценой.

Как только я осознал свою цель, то сразу устремился в глубины материи. Преодолев атомарные размеры и медленно пробираясь к ядру атома кремния, я наблюдал уже довольно приевшиеся пейзажи субатомного пространства. Мне вовсе не важно, в какой атом нужно проникнуть. Если я прав, все в мире связано и в любой друне я найду ответ. Друна кремния, как и друна любого атома, находится в самом его центре. Вокруг нее вращаются протоны и нейтроны, в центре которых тоже находятся друны, но друна ядра почти не двигается, потому дотянуться до нее легче. Протоны и нейтроны намного массивнее электронов, двигаются медленнее, изредка издавая пульсацию в пространство. Они напомнили мне неспешных старцев, мудрых и древних, неспешно бредущих вокруг ритуального костра и бьющих в кожаные бубны, звук которых должен порадовать духов леса. С электронных орбиталей мне казалось, что ядро похоже на цельную пылающую звезду. Но вблизи оно оказалось совсем другим. Каждый протон имеет нейтронную пару, и они вращаются друг относительно друга, создавая отдельную частицу. Эти частицы вращаются вокруг центра ядра, создавая своим движением его шароподобную поверхность, а их вращение наполняет само ядро энергией. Энергия становится зарядом ядра, который в свою очередь формируется от количества протонов — чем их больше, тем выше заряд, тем массивнее будет атом.

Похоже, что когда протон и нейтрон сливаются в одну частичку или в ядро атома — в случае с водородом — то между ними образуется энергетическое пространство, в центре которого рождается, появляется или образуется друна. Жаль, что мне не хватит сил для того, чтобы соединить нейтрон с протоном и проверить, образуется ли при этом друна. Конечно, это можно проверить в недрах звезды, но сейчас у меня нет на это времени, ведь нужно попытаться добраться до уже готовой друны. Жаль, что в молекулах нет друн, соответствующих им по размеру, в них попасть было бы намного легче, друна была бы побольше. Теллон писал, что должна быть главная друна для всего тела, каким бы огромным оно ни было. Но все равно она будет находиться где-то внутри одного из атомов этого тела. Интересно, как с друнами дело обстоит в теле человека, как определяется главная? Ох, опять это любопытство отвлекает от намеченной цели. Я остановил ход своих мыслей и продолжил движение. Достигнув максимальной глубины, до которой добирался раньше, мне стало заметно, что скорость очень сильно упала, но я все еще уверенно продвигался вглубь атома. А ведь совсем недавно моим пределом был молекулярный уровень. Этот уровень является пограничным между нашим миром и нижним — атомарным. Так что всё, что происходит на молекулярном уровне, связано только с атомами и другими более мелкими частицами. А то, что видит человеческий глаз и воспринимает мозг — лишь тень, иллюзия той правды, которая происходит на самом деле здесь, в самой глубине. Я вижу здесь оком хин, то есть вижу энергию, закрученную в материи, а глаз человека видит с помощью отраженного света, потока фотонов. Фотоны малы и быстры, они миллионами миллионов ежесекундно заполняют собой планеты и космос, но здесь, в центре атома, да еще со временем, текущим в десятки тысяч раз медленнее обычного, фотоны становятся редкими и одинокими. Ядро каждого атома не просто состоит из энергии, оно производит ее. И когда атом переполняется, он излучает излишки в пространство. Энергия эта почти полностью чистая, отчего она выстреливает с немыслимой для этого пространства скоростью. В зависимости от того, насколько силен атом, это может быть любое излучение — от обычных фотонов до электронов и других элементарных частиц, заряженных или даже перезаряженных энергией.

Когда я преодолел свой предыдущий рекорд по уменьшению, моя скорость сократилась еще в четыре раза, и теперь пробираться дальше стало невероятно тяжело. Мне стало казаться, что у меня появились мускулы, которые теперь напряжены до боли, хотя в хин я ничего такого не могу чувствовать. Я преодолел протонно-нейтронную поверхность и проник в энергетическую полость ядра. Пробираясь все ближе и ближе к предполагаемому местоположению друны, я начал видеть свечение. Источник свечения пока недосягаем, но это уже огромный результат. Ки дает информацию, что это не фотоны, это сверхкороткое излучение, которое не наблюдается вне атомов и природа его пока неизвестна. Превозмогая страшное сопротивление я все ближе и ближе подбираюсь к центру.

Вдруг однородное свечение начинает собираться в пучок и фокусироваться на мне. Атом или друна снова каким-то образом почувствовали меня и сконцентрировали свое внимание. Когда луч полностью сформировался, его сечение приобрело треугольную форму. Через несколько мучительных минут преодоления крупиц расстояния, я смог разглядеть источник, похожий на двустороннее зеркало треугольной формы. Оно также напоминает окно, или дверь, из которого бьет яркий свет, по своей природе сопоставимый с духовным телом. Это, безусловно так, потому что источник света не только почувствовал меня, знал, где я нахожусь, но и начал обжигать меня, причем все сильнее и сильнее. Я впервые почувствовал сильную боль в хин. Несмотря на жуткую боль, я испытывал огромную радость и волнение первооткрывателя. Я был уверен, что сейчас произойдет что-то невероятно захватывающее, чего никто и никогда раньше не испытывал, не знал. Вот-вот я встречусь с Создателями! Неужели это случится? Мне страшно верить в это, но похоже, что я завершил свои поиски. Нужно лишь преодолеть этот свет во что бы то ни стало и пройти в заветную дверь. Жжение все усиливается, но я твердо решил не сдаваться и даже ценой собственной жизни пройти дальше. Когда пламя стало невыносимым, мне осталось совсем чуть-чуть, я начал беззвучно кричать от боли во всю невидимую глотку до тех пор, пока я, как мне показалось, все-таки не прошел в эту треугольную дверь. Я уже ничего не мог разобрать от яркого света, боли и усталости, как вдруг свет исчез, я потерял нить сознания и оказался во тьме.

Глава 10

Если подумать, с тех пор как я попал в магический холодный подземный поток, меня начала преследовать череда потерь сознания с удивительными пробуждениями и последующим переосмыслением вещей, поступков, всей моей коротенькой жизни. До последних событий я никогда не расставался с явью без собственной на то воли. Но теперь различные силы постоянно испытывают меня на прочность, находят порог этой прочности и отдаляют его, делая меня все сильнее и крепче. Может быть, так и задумано Создателями, если уж они действительно строят на меня свои планы? Тем не менее меня ожидает очередное пробуждение, потому что я все-таки не умер.

Открыв глаза, я почувствовал глухую боль в груди, дышать было трудновато, отчего я немного закашлялся. Я был уже не в своей пещере, а на каменистом пляже, и на меня смотрел косматый старик с длинной седой бородой, в которой было вплетено обилие всяких сухих травинок, листочков и прочего мусора. Он небольшого роста, одет в старый, серый, поношенный балахон, подпоясанный кожаным ремнем, на котором висел небольшой мешок. Этим вещам на вид лет пятьдесят, не меньше. Балахон полностью выцвел, так что его орнамент едва можно было разглядеть, а ремень имел жуткую медную пряжку, совсем зеленую от окисления.

— Ну ты и устроил тут беспорядок, парень.

Я попытался встать, что удалось с превеликим трудом, а старик расхохотался и хлопнул меня по плечу, от чего я снова рухнул на береговую линию.

— Я так давно людей не видел, а тут такой подарок!

Я чувствовал себя очень плохо. Последние несколько дней я не пил и не ел. А за время моего упорного поиска потерял в своем небольшом весе еще девять килограммов и в результате выглядел, как живой скелет.

— Хотя для могучего магистра выглядишь ты совсем хилым, — старик продолжал свой монолог, — Да у тебя истощение! Ох, я совсем разучился общаться с людьми. Сейчас помогу.

Он порылся у себя в мешке и достал небольшой бутылек с деревянной пробкой:

— Вот, глотни. Тебе полегчает. Лет триста с собой таскал, все ждал, когда пригодится.

Я взял сосуд и глотнул густой противной жидкости темно-зеленого цвета. Она так ужасна, что я вскочил на ноги, одновременно удивляясь ее вкусу и быстродействию, ведь секунду назад едва мог шевелиться.

Старик расхохотался еще громче прежнего:

— Вот, теперь можно поговорить, я думаю. Камнецвет тем лучше, чем дольше настаивается.

Я откашлялся и произнес первые невнятные слова:

— Ты кто такой, дед?