Книги

День Праха

22
18
20
22
24
26
28
30

Первая мировая война доказывает его значимость. Анабаптисты отказываются браться за оружие. Их арестовывают, расстреливают. Отто пользуется всеобщим хаосом, чтобы сделать смелый шаг. Он убеждает германские власти (в ту пору Эльзас принадлежал рейху), что анабаптисты необходимы армии как надежный арьергард: им можно поручить полевые госпитали, столовые, службу связи… Словом, все что угодно, лишь бы не заставлять стрелять. Немецкие генералы, по горло занятые бойней в траншеях, соглашаются — Посланники не будут участвовать в боях.

По окончании войны Эльзас опять стал французским, и анабаптисты вернулись к своим виноградникам. Их вино снова течет рекой, а статус Отто в Обители повышается день ото дня. Его назначают архиепископом Диоцеза — факт из ряда вон выходящий, поскольку он, в силу своего происхождения, не принадлежит к секте.

Но Посланники обязаны ему процветанием виноделия — ведь именно его умелое руководство обеспечивает независимость Обители. Более того, Ланц предусмотрел еще одну опасность — туристов. Надежные изгороди, охрана, таблички «Частная собственность»… Отныне любопытным уже не удастся посягнуть на их земли.

Мудрое руководство Отто Ланца спасает общину даже при оккупации. Он одинаково свободно владеет и французским, и немецким и умеет держать нацистов на расстоянии благодаря винодельческим успехам Обители: немецкие генералы обожают это приторно-сладкое вино и с уважением относятся к мастерству виноградарей. До последних лет жизни (Ланц умер в 1957 году от рака ободочной кишки) он был непререкаемым авторитетом для Посланников, проповедовал им, направлял их, комментировал Священное Писание. Целомудренный, аскетичный, он никогда не был женат, ибо, как пришлец, не имел права смешивать свою кровь с кровью анабаптистов. В этом смысле он сохранил в их глазах всю возвышенность своей натуры, отрешенный от земных соблазнов, более приближенный к Господу, нежели окружающие — рабы своего тела и его низменных желаний.

Ньеман оторвался от чтения. Н-да, несомненно — святой. Но что связывает его с нынешним делом? Комиссар представлял, как Ланц выбирается по ночам в часовню Святого Амвросия, чтобы малевать свои фрески. А вдруг он оставил там какое-то послание — возможно, самое важное во всем своем руководстве сектой?

После его смерти — никакой погребальной церемонии, никакой торжественной мессы. Отто Ланца даже не похоронили на кладбище Посланников. Молчание — а может, и забвение — скрыло все, что касалось этого «пришлеца». Его так и не приняли до конца, не признали своим, хотя он помог анабаптистам выжить в современном мире. И возможно, его завещание находилось именно в часовне…

Ньеман восхищался исследованием Деснос. Наверно, она провела много часов в библиотеках Эльзаса, изучая архивы анабаптистских общин, сохранившихся во всех уголках Европы.

Единственное, чего ему не хватало, это портрета святого. Посланники не признавали никаких изображений, особенно портретов, считая грехом восхваление отдельной личности. От Ланца, без сомнения, не осталось ни одной фотографии.

Ньеман нашарил айфон в кармане пальто — он читал уже несколько часов, но так до сих пор и не снял его — и попытался дозвониться Стефани. Ответа не было. Значит, пока ничего нового.

Майор ломал голову: чем же ему заняться уже наступавшим утром? Организовать налет на Обитель? Все перерыть в поисках автоматов и прочего оружия? Опрокинуть кровати, чтобы найти труп Марселя? Нет, это ни к чему не приведет — только еще больше замкнет рты обитателям Диоцеза.

Тогда что же?

Посмотрев на часы, он вскочил со стула: оказывается, уже без четверти пять утра.

А ровно на пять у него была назначена встреча с Иваной в часовне Святого Амвросия. Оставив досье на столе, он торопливо вышел из жандармерии.

Может, юная славяночка вдохновит его на новые подвиги?

51

Театр…

Эта пустая часовня с полом, ярко освещенным еще не убранными слепящими прожекторами команды Лехмана, выглядела как театральная сцена, а поливинил, свисавший со строительных лесов, напоминал занавес. И они — бродячие сыщики, бледные и неподвижные, — напоминали актеров перед последним звонком. Все было готово к представлению — в духе Пиранделло[96].

— Значит, тебе удалось сбежать? — спросил он вместо приветствия.

— Да, это уже входит в привычку. У вас зарядка есть?

Ньеман вручил ей свою зарядку, к которой она тут же подсоединила свой мобильник. Ему показалось, будто она сама заряжается энергией. И этот образ доставил ему удовольствие.