Вошёл в ту самую комнату, что выглядела самой нежилой в доме: где стоял стол и платяной шкаф. Откинул в сторону похожую на огромное полотенце тряпку, лежавшую посреди комнаты — разогнал по углам клубы пыли. Обнаружил в полу крышку люка — как и предсказывал мой «информатор». В доме моих родителей подобных дверок в подземелье не было. Вход в наш погреб находился на улице, около летней кухни. А наличие подвала строители нашего дома не предусмотрели. Поэтому без подсказки я спуск в подпол обнаружил бы не сразу (если бы вообще обнаружил: шарил бы в поисках пленника по сараям и по уличным погребам). Я без проблем сдвинул обнаруженную на люке щеколду (она не проржавела — блестела, как новая).
Открыл крышку и вдохнул хорошо узнаваемые ароматы заброшенного общественного туалета. Позволил запахам из подземелья смешаться с теми, что заполняли воздух в доме. Чесночный душок и табачный дым преобразили подвальное зловоние в стандартную атмосферу жилища бомжей (такой я её запомнил). Я снял берет, бросил его на стол у окна. Опустился на колени, уперся руками в края люка. Заглянул в тёмное подземелье. Увидел внизу декорированные гирляндами паутины ступени деревянной лестницы и серые кирпичные стены. Пол я не рассмотрел: до него не добирался проникавший в подвал через люк свет. Кнопку выключателя или рубильник я не обнаружил. Прислушался: уловил шорох — будто там, внизу, мешковиной провели по стене.
— Илья Владимирович, вы живой? — спросил я.
Ответили мне не стазу.
Но всё же ответили.
Пусть и нехотя.
— Живой, — раздался в темноте подземелья тихий мужской голос.
— Это прекрасно, — сказал я. — Вылезайте из своей подземной норы. Вас реабилитировали, поздравляю. Вас ждёт сегодня встреча с сыном, горячий душ и вкусный ужин. Или вы предпочитаете не душ, а ванну?
Секунд двадцать я слушал только жужжание мух и щебетание птиц за окном.
— Илья Владимирович, вы ещё там? — спросил я.
— Здесь, — ответил тихий голос.
Я снова встал на колени, отряхнул руки и спросил:
— А какого фига вы всё ещё там? Вбирайтесь из своей берлоги! Всё закончилось, вы свободны.
После вновь затянувшейся паузы мужской голос ответил:
— Я не могу. У меня связаны руки. За спиной.
Я выругался: громко, без стеснения. Посмотрел на украшавшую подземелье паутину. Брезгливо скривил губы.
— А освещение у вас там можно включить? — спросил я. — Или мне поискать фонарь?
На этот раз мне ответили сразу:
— Света нет, — услышал я.
— Хреново.