Ценные указания для Прохорова я оставил при себе. А вот блондина в прихожей не бросил — я бросил его в подполье. С перемещением превращённого в «крендель» человеческого тела в подземелье я провозился не меньше, чем с поднятием оттуда директора фабрики. Блондин не разозлил меня настолько, чтобы я попросту уронил его в люк. Я сохранил его тело для будущего следствия в относительной целостности (сломанная челюсть — не в счёт). Отыскал в доме моток бельевой верёвки и спустил похитителя в темноту подвала, будто ведро в колодец (заодно и почистил лестницу от паутины его одеждой). Мужчина в процессе спуска очнулся, но тапочек во рту помешал ему внятно донести до моих ушей фразы возмущёния и негодования.

Похитителя я оставил под охраной запертого на щеколду люка.

А вот на добытые преступниками ценности заявил свои права их бывший владелец. Илья Владимирович взглянул на стопки денег, на облигации, на ценные предметы. Покачал головой.

— Даже отцовские награды и обручальное кольцо моей покойной жены прихватили, — сказал он. — Ур-роды. Ну, ничего. Отольются кошке мышкины слёзки. Я уж об этом позабочусь.

Прохоров повертел головой, будто отыскивал что-то в гостиной. Посмотрел даже в направлении печи, где стояли кастрюли с так и не изученным мною содержимым (при виде них мой живот тихо выругался).

— Серёжа, не в службу, а в дружбу, — сказал Илья Владимирович, — разыщи здесь покрывало или наволочку. Упакуем туда моё барахло. Не бросать же его здесь: введём в соблазн милиционеров.

Он хмыкнул, указал на стопки банкнот, по которым ползали две серые мухи.

— Да и у меня возникнут некоторые трудности с объяснением происхождения денег, — сказал Прохоров. — Не то, чтобы меня страшили подобные трудности. Но почему бы их и не избежать?

Я кивнул и сообщил:

— Дядя Илья, у меня есть вариант получше, чем наволочка.

Принёс из прихожей свой чемодан. Щёлкнул его замками. Установил открытый чемодан на стуле около стола с ценностями.

— Взял его с собой для маскировки: изображал иногороднего гостя, — пояснил я. — Для переноски денег он тоже подойдёт. Не привлечёт к себе лишнее внимание, как покрывало или наволочка.

— Согласен с тобой, Сергей, — произнёс Прохоров. — Действуй.

Я перенёс две стопки денег в чемодан. А из третьей выдернул обёрнутую крест-накрест бумажной лентой пачку червонцев. Показал её директору фабрики.

Спросил:

— Дядя Илья, я оставлю это себе? На бензин, так сказать. Не возражаете?

Прохоров пожал плечами.

— Разумеется, Сергей, — сказал он. — Какие могут быть возражения? В настоящий момент это «уже» и «ещё» не мои деньги. С такими расставаться проще. Бери. Ты их заслужил.

— Спасибо.

Я кивнул и сунул первые заработанные мною в этой новой жизни деньги в карман (взятые у родителей денежные средства я заработком не считал). Под присмотром директора швейной фабрики переложил деньги, облигации и ценные вещи со стола в чемодан (они там не заняли и половину пространства). Повертел головой. Но ничего пригодного для мародёрства в комнате не заметил (початая бутылка водки и пачка сигарет «Прима» меня не заинтересовали). Поинтересовался у Прохорова: «Что-то ещё?» Тот ответил мне жестом отрицания. Я опустил крышку, закрыл замки. Поднял чемодан со стула и взвесил его в руке. Почувствовал себя в шкуре подпольного миллионера Корейко из фильма «Золотой телёнок». Приятное чувство — я улыбнулся.