Заказал себе строгий костюм, с классическими брюками и с однобортным блейзером. От всех этих модных сейчас клёшей меня мутило не меньше, чем от голых щиколоток из будущего. Порадовался, что к первому сентября уж точно обзаведусь привычной по прошлой жизни спецодеждой взрослого серьёзного человека.

В прошлой жизни я всерьёз обдумывал вариант с походом на первый вступительный экзамен в парадной форме ВДВ — не в последнюю очередь из-за того, что экзамен назначили на второе августа. Но тогда я отказался от этой идеи. А сейчас я её даже не рассматривал. Вечером перед экзаменом я листал учебник математики и краем глаза наблюдал за тем, как Кирилл выбирал, какая из двух его новых рубашек лучше смотрелась с болгарскими брюками. Отметил, что брюки нам всучили в «Универмаге» модные: слегка расклешённые, что радовало моего брата. Но с полуботинками они смотрелись неплохо. Да и стоили почти четверть маминой зарплаты.

Происхождение денег на обновки я объяснил родителям щедростью директора швейной фабрики. Честно сообщил, что взял всю сумму на обновки у Ильи Владимировича. Папа поинтересовался, как и когда я рассчитаюсь Прохоровым. Но я уклончиво ответил, что разберусь; и отказался от папиных двадцати пяти рублей, которые он мне протянул тайком от мамы. В среду вечером я наблюдал за своим младшим братом: за тем, как тот с серьёзным видом перешнуровывал «по-современному» полуботинки и расправлял воротник на рубашке. Отметил, что в обновках Кирилл выглядел взрослым мужчиной — не ребёнком.

В прошлый раз я перед первым вступительным экзаменом сильно волновался, хотя и не выказывал тогда свои эмоции перед младшим братом. В новой жизни я утром второго августа тоже почувствовал волнение. Но волновался не только из-за предстоящего письменного экзамена по математике (из-за него волновался в меньшей степени). Прошлое второе августа тысяча девятьсот семьдесят третьего года я запомнил хорошо (из-за тех самых ярких эмоций). Поэтому уже рано утром представлял, как через полтора часа увижу в институте множество знакомых по прошлой жизни лиц.

После вылета из института я мало общался со своими бывшими сокурсниками (если не считать моей многолетней дружбы с Артурчиком Прохоровым). Но многих я помнил до сих пор. Как и связанные с ними забавные (и совсем не забавные) события. Год с хвостиком студенческой жизни отложился в моей памяти таким же самобытным пластом воспоминаний, как и служба в ВДВ. Вот только завершились те два отрезка моей жизни по-разному. С армейской службой я попрощался без сожаления. А вот из студенческого общежития съезжал с грустью и с затаённой обидой в душе.

Из МехМашИна я вылетел по собственной глупости — так я считал теперь.

И особенно сильно жалел об этом «вылете» в тысяча девятьсот семьдесят пятом году, когда арестовали Кирилла.

— Ну что, малой, готов? — спросил я.

Кирилл снова взмахнул расческой, поправил волосы, согласно нынешней моде прикрывавшие уши.

— Готов, — ответил он.

Кир сунул расчёску в задний карман брюк.

— Волнуешься? — спросил я.

Поправил на плече лямку дедовской полевой сумки.

— Немного, — ответил Кирилл.

Он закусил губу.

— Не дрейфь, малой, — сказал я. — Всё будет нормально.

Похлопал брата по плечу.

Ещё вчера я вынашивал мысль о том, что закажу на утро такси. Но уже к обеду отказался от этой идеи («наши люди в булочную на такси не ездят»). Поэтому сегодня мы с братом (как и в прошлый раз) рано утром второго августа пешком зашагали по единственной улице посёлка. Нарядные и взволнованные. Щурили глаза от ярких лучей восходящего солнца. Прошли мимо дома Павловых, перебрались через деревянный мост. Направились к трамвайной остановке.

С Артуром Прохоровым мы встретились около пятачка, где днём продавали пиво из бочки. Я увидел Артурчика ещё через окно трамвая. И уже тогда понял: «что-то пошло не так». Потому что прекрасно помнил, каким «модным парнем» Прохоров явился на первый экзамен в моей прошлой жизни. Тогда он щеголял в новеньких голубых джинсах «Levi Strauss» и в синей джинсовой рубашке. Я и сейчас не забыл, с какой завистью на него посматривали советские абитуриенты (да и мы с Кириллом ему тогда тоже завидовали). Однако на этот раз Артурчик приехал в институт не в спецодежде американских рабочих, а в униформе советских начальников: в чёрных туфлях, в светло-сером костюме, в белой рубашке, с красным полосатым галстуком на шее и с комсомольским значком на левой стороне груди.

Артур поочерёдно пожал наши руки.