Вспомним хотя бы телевизионные интервью и целые пресс-конференции, которые мы с таким интересом и сопереживанием смотрим в ходе едва ли не всех космических полетов.

Нетрудно понять, что в общей загрузке космонавтов эти интервью и конференции представляют собой ощутимый довесок. Так, может быть, напрасно это делается? Не лучше ли было бы поэкономнее расходовать энергию людей, делающих в космосе свое прямое – и без того достаточно трудное – дело? Или хотя бы перенацелить эту энергию с разговоров с нами на какие-то дополнительные научные и технические исследования?..

Нет! Не лучше это было бы. Только хуже.

Космическая информация превратилась в потребность для множества людей[10].

Установленная на стартовой позиции ракета «Восхода» выглядела чем-то наряднее обычного. В первый момент я не уловил – почему. А потом сообразил: дело заключалось в том, что последняя – верхняя – ступень ракеты была окрашена не в ставший привычным светло-серый цвет, а в крупную черно-белую клетку.

– Как кафель в ванной комнате, – сказал один из инженеров космодрома, по-видимому, твердо стоявший на той точке зрения, что эстетика технических устройств – в их рациональной строгости. Кстати, он и на собственной автомашине последовательно проводил те же принципы: не признавал никаких вошедших было в моду украшательских тигрят, собачек, висюлек и тому подобных, как он называл, «финтифлюшек».

Но к ракете «Восхода» все это отношения не имело. Ее раскрасили в «кафельную» клетку не для красоты, а исходя из соображений вполне деловых: в программу полета было включено наблюдение за последней ступенью после ее разделения с кораблем.

Вообще, надо сказать, в программу «Восхода» записали довольно много. Настолько много, что, пролетав сутки, экипаж запросил у Земли разрешения продлить время работы еще на двадцать четыре часа: какие-то «хвосты» задания остались недоделанными. Вернее, как сказал Феоктистов на послеполетном разборе, «еле-еле справились со всем, что собирались сделать. А обдумать не торопясь или сделать что-то, что пришло в голову в полете, времени уже не было. Надо планировать время на исследования в полете с запасом».

Пожалуй, именно с этого полета произошел крутой – на сто восемьдесят градусов – поворот в проблеме занятости космонавта.

Давно ли авиационный врач и психолог Ф.Д. Горбов в статье «Психология космического полета» указывал – для того времени вполне справедливо – на возможные психологические трудности, связанные с отсутствием у космонавта «достаточного притока впечатлений». Чтобы проверить устойчивость психики будущих космонавтов в подобной ситуации, их сажали по одному на много дней в сурдокамеру – полностью изолированное от внешнего мира помещение, в которое не проникал извне ни один звук, ни один луч света, ни один, как сказали бы кибернетики, бит информации. Космонавты говорили, что это было непростое испытание. Заросшие многодневной бородой, даже, как мне показалось, какие-то одичавшие, вылезали они – прямо в руки врачей – из этой сурдокамеры.

Но очень быстро – всего через несколько лет и несколько космических полетов – опасение, что космонавту грозит информационный голод, было забыто. Или, точнее, не вообще забыто, а переадресовано дальним космическим полетам будущего, в которых космонавты будут годами добираться до какой-нибудь далекой планеты, изредка пытаясь найти свою Землю среди множества мелких звездочек, видимых в иллюминаторах корабля.

Что же касается полетов орбитальных или даже имеющих своей целью Луну, то в них – это выяснилось довольно быстро – скучать космонавтам стало некогда. Какой уж там недостаточный приток впечатлений! Дай-то бог программу каждого очередного дня полностью провернуть и все с этим связанные впечатления переварить! Именно это стало одной из главных забот космонавтов.

И когда вернулся на Землю экипаж «Союза-16» – А. В. Филиппенко и Н. Н. Рукавишников, – руководитель подготовки наших космонавтов В. А. Шаталов (сам до этого трижды слетавший в космос), оценивая работу своих коллег, сделал особый упор на то, что экипаж «полностью выполнил программу». То же самое он подчеркнул полугодом раньше, говоря о полете П. Р. Поповича и Ю. П. Артюхина на орбитальном комплексе «Салют-3» – «Союз-14»: «Во-первых, экипаж выполнил всю запланированную программу…»

Видите: во-первых!.. Это стало первым! О мужестве, отваге и тому подобных категориях разговора нет: они подразумеваются. Как условие необходимое, но в наше время уже недостаточное. Просто согласиться сесть в корабль, который увезет тебя в космос, сегодня мало. В космосе нужно работать. Работать с предельной интенсивностью. И – квалифицированно!

Постепенно требования к космонавтам и в этом отношении стали ужесточаться. Как-то раз очередной работающий в космосе экипаж немного поднапутал – нажал какие-то кнопки в неправильной последовательности. Дело удалось с помощью ЦУПа поправить: нужный маневр был выполнен, хотя и не оптимальным путем. Пришлось по заведенному порядку доложить об этом «наверх» – чересчур широкий круг людей был в курсе происшествия и информация о нем так или иначе не могла не просочиться. Выслушав доклад, Д. Ф. Устинов, курировавший тогда космические дела, подумал и сказал:

– Пора нам начинать наказывать.

Подумал еще и добавил:

– Наказывать тех, кто готовит космонавтов…

Да, работать в космосе стало непросто.

Интересно, что и в этом смысле история развития космических полетов в основных чертах повторила историю авиации. Сравните деятельность первых пилотов, которые совершали свои героические (конечно же, героические!) полеты, – можно сказать, ради самих этих полетов, ради того, чтобы убедиться самим и убедить других: человек может летать, – с деятельностью современного летчика-испытателя, каждую секунду выше головы загруженного бездной дел: управлением самолетом и его многочисленными системами, установлением предусмотренных программой (зачастую очень непростых, никогда в нормальной эксплуатации не встречающихся) режимов, ориентировкой в пространстве, ведением связи, записями в планшете – всего не перечислишь!