– И эти обследования ничего не выявили?

– Ничего. Но к тому времени он явился к нам с заявлениями о таких симптомах, которые не имели отношения к прежним. В конце первого периода он заявил мне, что не чувствует биения своего сердца. Я приложила его пальцы к внутренней части его запястья, дала ему послушать его сердце с помощью моего стетоскопа, после чего он сказал, что я подтвердила обоснованность его жалобы. Он ничего не почувствовал и ничего не услышал. После этого я попросила его разрешить мне направить его к психиатру. Он вроде бы согласился, и я сказала ему, что ему будет сообщена дата приема. Судя по всему, мужчина не представлял угрозы для самого себя, он не наносил себе травм, не грозился совершить самоубийство, так что, когда больница уведомила меня, что он не явился на прием к психиатру, я не могла предпринять никаких действий.

– И что было потом? – спросила Конни.

– Он не являлся в нашу лечебницу… – послышался шелест листаемых страниц, – семь месяцев. В следующий раз мужчина заявил, что хочет пойти к другому врачу, на что он имел полное право. По его словам, он не мог удерживать в себе пищу. Ему был поставлен диагноз – вирусная инфекция, – были даны рекомендации. Согласно записям врача, он вел себя здраво и не проявлял тех симптомов, из-за которых я направил его к психиатру, так что мы лечили его как обычно.

– Но его симптоматика усилилась?

– Да. В какой-то момент он заявил, что у него распадаются легкие. У него произошла большая потеря веса, и из-за этого многие из его симптомов стали реальными, это было что-то вроде самосбывающегося пророчества. Его кровяное давление стало таким низким, что он регулярно терял сознание, в результате чего получал травмы. Как бы то ни было, на сей раз мой коллега тоже рекомендовал направить его к психиатру. После чего мужчина быстро исчез. И восемь месяцев от него не было ни слуху ни духу.

– А что было потом?

– Потом у нас зарегистрировался молодой человек. Вы должны понимать ситуацию – в нашей лечебнице есть более пяти тысяч пациентов и двенадцать врачей. Мы принимаем больных как в лечебнице, так и на дому, и среди персонала административной поддержки у нас большая текучка.

– Понятно, – пробормотала Конни.

– В начале этого года один из моих коллег обратился ко мне за советом. Мы поступаем так, когда в этом возникает нужда в дополнении к еженедельным проверкам. Менее опытные из наших врачей имеют возможность обсудить сложные случаи с коллегами, чтобы узнать их мнение и решить, правилен ли их подход. Коллега, обратившийся ко мне, лечил молодого человека, имевшего, по его словам, ряд серьезных симптомов, которые, однако, не подтвердились. Он уже назначил этому пациенту все необходимые анализы, и я порекомендовала ему продолжить лечение, когда тот явится вновь. Это был тот же самый пациент, и мы должны были уже тогда поднять тревогу, но в то время у нас проводилась проверка, и, когда я читала его карту, мне не пришло в голову, что это один и тот же человек.

– Но почему…

– Потому что он назвал другое имя. Представил другие документы. Зарегистрировался заново. И попросил, чтобы его направили к врачу-мужчине. До этого его лечили врачи-женщины, так что это дало бы ему гарантию, что на этот раз он не попадется на глаза ни мне, ни другому врачу, лечившему его прежде.

– Активное избегание, осуществляемое с помощью мошенничества, – сделала вывод Конни. – Хитрое и организованное поведение.

– Вот именно. Если бы врач-ординатор не встревожился, пока пациент еще находился в его кабинете, и не пришел ко мне, сказав, что у него не в порядке стетоскоп, мы бы так ничего и не узнали. Пациент утверждал, что гниет изнутри, и привел убедительные доказательства. Я решила осмотреть его сама и узнала его, едва войдя в кабинет. Он, разумеется, узнал меня тоже и сразу же ушел.

На сей раз у нас тоже не было данных, которые бы свидетельствовали о его опасности для себя самого или для других, тем более что он уже дважды переживал нечто подобное, однако не нанес никакого вреда. Он не отвечал критериям для принудительного помещения в психиатрический стационар, так что мы так и не смогли ничего предпринять. Мы, разумеется, написали ему, прося его связаться с нашей лечебницей, чтобы мы могли оказать ему помощь. Мы звонили ему. Две наши медсестры даже съездили по адресу, который он указал. Не получив ответа, мы были вынуждены оставить все как есть. Пока сегодня ко мне не пришла полицейская ориентировка.

Конни тяжело дышала, и в ушах у нее стоял шум, похожий на звук царапанья по грифельной доске.

– Мне нужно его имя, – сказала она.

– Я могу сообщить вам те имена, которые он называл нам. Обнаружив его обман, я проверила наш компьютер, и оказалось, что по адресу, который он нам дал, зарегистрированы еще два человека. Дата рождения в обоих случаях была одной и той же. Прежде его лечили два других врача, один из которых вышел на пенсию, а другой умер.

– Понятно. Дайте мне список.

– Рэндалл МакГрегор – под этим именем он обратился к нам в первый раз, затем Руперт Браун. В третий раз он назвался Эндрю Драммондом – этим именем он воспользовался дважды, – а в последний раз он представился как Фергюс Эрисс.