— Китайские церемонии, мать их!

— Они самые.

— А ведь подпоручик прав, — согласился Жуков. — Сам посуди, Паша, ты у нас целый капитан лейб-гвардии.

— И что?

— Выше тебя только звёзды.

— И горы, — засмеялся Ротмистров.

— А вот это вряд ли, — вернул улыбку Жуков. — Горы тебе по… хм… по колено, скажем так. Ну или чуток выше.

— Тогда ты иди.

— Вам тоже нельзя, Георгий Константинович, — мотнул головой Красный. — Лучше Куликовского возьму.

— Подпоручик в переводчиках у прапорщика?

— Прапорщик в оруженосцах у подпоручика.

— В принципе, разумно, — согласился капитан. — Только сомневаюсь, что он справится.

— Да ладно вам, Павел Алексеевич, Куликовский неплохой офицер, — заступился за сослуживца Красный. — Он только снаружи выглядит напыщенным болваном, а так…

— Знаток душ человеческих, — опять засмеялся Жуков. — Что скажешь, Павел Алексеевич?

— Да пусть идут вдвоём, — махнул рукой Ротмистров. — В самом деле, не по чину нам с хунхузами разговаривать.

Георгий Константинович зря надеялся, и никуда никому заглянуть не получилось. Китайцы кланялись как заводные игрушки и смотрели себе под ноги, а у единственного, кто не отводил взгляд, глаза на заплывшем лице казались прорезанными болотной осокой. Хоть заглядывай, хоть не заглядывай, всё равно ничего не увидишь. Судя по упитанности, минимум полковник, но на генерала весом пока не тянет. Вот почему у них так, чем жирнее, тем выше звание?

Красный и Куликовский остановились в пяти шагах от кланяющихся парламентёрах. Василий прошептал, почти не разжимая губ:

— Как и договаривались, Поля, молчи с умным видом.

На такое фамильярное обращение, граничащее с оскорблением, Аполлинарий Григорьевич злобно фыркнул и побагровел. Вот, это именно то, что нужно для начала разговора!

Но сам Красный говорить или задавать какие-то вопросы не торопился. Хоть и не курил никогда, но лениво достал из кармана затребованную у ротного командира коробку «Герцеговины Флор», постучал папиросой по ногтю большого пальца, выбивая табачные крошки, и с вопросительным недоумением посмотрел на толстяка. Тот правильно всё понял, и, исчезнув в одном месте, возник перед Василием с зажжённой спичкой, неведомо каким образом оказавшейся в его руке.