Мать явственно вздрогнула. Он был польщен. – Я не позволю причинить им вред, мама. Говоришь, что разгадала во мне сильную волю? Вот она!

– Глупо. Нет, безумно. Они даже не живые…

– По убеждению их разума они живые. И моего разума – тоже.

Менандора оскалилась: – А недавно прибывшие придерживаются столь же благородных убеждений, Рад? Ты видел их презрение? Их недовольство отпавшим кланом? Это лишь вопрос времени – скоро один из них выскажется, рассеяв давнее заблуждение…

– Не посмеют, – ответил Рад. Он снова поглядел на далекую группу странников. Они, совершенно очевидно, направлялись к руинам города. – Ты слишком редко посещаешь нас. Презрение, недовольство – но сейчас ты увидела бы в них также страх.

– Перед тобой? О, сынок, как ты глуп! Станут ли названные родичи защищать твою спину? Нет, разумеется – любая ссора породит неприятные вопросы, а Имассов нелегко свернуть с пути, едва дело заходит о поиске истины!

– Мою спину защитят.

– Кто?

– Не ты, мама?

Она зашипела, как змея: – Когда? Когда сестрицы изо всех сил стараются меня убить? Когда он держит Финнест в руках и следит за нами?

– Если не ты, – сказал он беззаботно, – то кто-нибудь другой.

– Было бы мудрым убить пришельцев, Рад.

– Тогда мои родичи не станут задавать вопросов?

– Отвечать могут лишь живые. Ты, разумеется, сумеешь убедить их в чем угодно. Убей новых Имассов, чужаков с хитрыми глазами. И побыстрее.

– Не желаю.

– Или мне их убить?

– Нет, мама. Имассы – мои. Пролей кровь моего народа – любого клана – и останешься одна в тот день, когда налетят Сакуль и Шелтата, когда Сильхас Руин потребует Финнест. – Он искоса поглядел на нее. Неужели белая кожа может стать еще бледнее? – Да, это может случиться в один день. Я был у Двенадцати Врат, я стоял на страже, как ты просила.

– И? – почти беззвучно прошептала она.

– Куральд Галайн весьма неспокоен.

– Они так близко?