Воспоминания нападали на него в самые опасные моменты. Нет сомнения, что к сладкой ностальгии примешивается тайное, но сильное стремление к самоубийству… Скрипач заставил себя отбросить думы о прошлом – ведь он уже приближался к последней яме и стоящему около нее Каракатице.
– Нужно было бежать отсюда поджав хвост, – сказал Скрипач, опускаясь рядом с неглубокой дырой в земле.
– Даже не надейся, – негромко ответил Каракатица.
– Ну, как скажешь. Только не мешай мне пройти во врата Худа, если вдруг ошибочка выйдет.
– Я тебя слышу, Скрип.
Вот так, стараясь не думать о Еже, о Вискиджеке, Ходунке и всех прочих, не думать о минувших днях, когда мир казался новым и чудесным, когда риск жизнью казался частью веселой игры, последний великий сапер Скрипач снова принялся за работу.
Бутыл косился на дом фермера. Кто-то там есть – он уверен. Возможно, там не один. Живые, дышащие люди… о да… И еще…что – то… слабый запашок, навевающий мысли о склепе или… еще о чем-то. Он не был уверен, и неуверенность заставляла нервничать.
Геслер переместился влево и залег там терпеливо, как клещ на стебельке травы. По крайней мере вначале. Сейчас, спустя сотню ударов сердца, маг начал ощущать растущее в сержанте нетерпение. Хорошо ему с такой-то золотистой кожей, которая тогда, в И’Гатане, не поддалась огню. Конечно, Правд доказал, что странная кожа не наделена полной непроницаемостью, особенно против морантских припасов. И все же Геслер прошел через огонь – во всех смыслах слова, которые мог уловить Бутыл – так что все уловки, засады, а также грубые жестокости войны для него словно забава.
– Что?
– У вас, случаем, в черепе странные мысли не бродят?
Геслер поглядел с подозрением, покачал головой: – Я думал об одном старом знакомце, маге. Кульпе. Не то чтобы ты его напоминал, Бутыл… Ты скорее похож на Быстрого Бена. Сильнее похож, чем нам нравилось бы. Когда я его видел в последний раз, бедолага летел вверх тормашками за борт корабля, прямиком в огненный шторм. До сих пор гадаю, что случилось потом. Приятно было бы думать, что он оказался молодцом, выбрался из садка – доменной печи и оказался в саду какой-нибудь молодой вдовушки, по колено в прохладных водах фонтана. А она как раз стояла на коленях, молясь о спасении и или еще о чем… – тут он удивленно заморгал и отвел глаза. – Э… я всегда воображаю приятное, потому что в действительности все намного хуже.
Бутыл тихо хмыкнул и кивнул: – Мне нравится, сержант. Мне даже… легче стало.
– То есть?
– Ну, это доказывает, что вы не так далеки от нас, как иногда кажется.
Геслер поморщился. – Тогда ты ошибся, солдат. Я сержант, и потому я от тебя и прочих идиотов отстою дальше, чем пещерный медведь от трехногой куницы. Понял?
– Так точно, сержант!
– Кстати, почему мы до сих пор прячемся? Из трубы поднимается дымок, а значит – внутри кто-то сидит. Проклятие, Бутыл, дай нам наводку. Это все, что от тебя требуется.
– Хорошо. Думаю, там двое. Тихие, созерцательные мысли, никаких разговоров.
– Созерцательные? Может, там корова, у которой брюхо набито, и теленок, что насосался досыта? А может, там гигантский двухголовый змей, только что заполз через трубу и проглотил господина Грязные Ногти вместе с женушкой?